ТРАКТАТЫ
БЕЛЬВЕДЕР
Трактат о запрете
на изображение живой природы
М. К.
Темно во мраморе.
Что тьме и тишине
гримаса нанесенного извне
панического смеха.
За бельмами из камня
темнота
внутри у белой головы
ракушка рта
содержит тьму и не содержит эха.
А перед маскою
всегда
купают жены в мраморной траве
свои тела бессмысленные статуй;
орнамент нанесен на синеве
их голосов узор замысловатый,
и в волнах
мерная
стоит вода.
Душа моя – мы отойдем:
подлунный водоем был облицован
когда еще
засох и пересох.
Однако
одиноко нам вдвоем –
не станет духу заглянуть в лицо вам,
душа бессмертная
среди таких красот!
А взгляд рассеянный встречать и выносить
изображения запретного
стократ
запретного лица усмешки грохот гневный –
пустыня...
и всего-то
чуть косить
молочные шары двух катаракт –
пустыня, Господи! – в которой жар полдневный.
БАСНЯ О ПАУКЕ
или рассуждения о предмете поэзии
Я говорил ему:
«Паук,
твои тенета не устали
от бессловесности
и мух
словесности моей...» –
в печали
к нему взывал я:
«О паук!»
Он расправлял трансцендентали.
А я все плел:
«Печаль, печаль
мы
на пути своем встречали,
а было радостно
вначале –
не искусивши
от Начал».
Он
ничего не отвечал,
он ничего не отвечал –
в молчаньи он
а я – в отчаяньи
я говорил
а он скучал
ах он скучал
а я в печали
я замолчал
а он молчал –
так мы друг другу отвечали.
И обозначенный предмет –
в сети раскинутой
покоя –
в сети раскинутой покоя –
качался с легкостью такою,
что чудилось: предмета нет –
я даже проверял рукою
и
находил –
что сети нет.
Томил меня,
но, впрочем – мил –
паук
на
ниточке
причины,
с хитиновой его личины
меня
веселый клюв манил
полупредчувствием кончины.
«Но
нет!
– так я негодовал –
молчания на этом свете.
Паук,
и ты не годовал
играть в молчанку!»
Он зевал,
и тонко отзывались сети.
Или он клюв так разевал?
Всему конец;
«Мой друг паук,
от мух
устал я
и от муз
устали мы,
паук,
устали!.
а жизнь и проведем
в печали?!»
...Затем
немного помолчали,
и
я гадливо пальцы
сжал.
Но
к потолку поэт сбежал
по
тоненькой
трансцедентали.
АЛГЕБРА ВЕТРА
Что и глаза закрывать!
Картина нанесена
на веки
с той стороны, где красная сторона,
а на
картине
изображена природа:
песок, небосвод, свод небес, песок, белый свет окрест –
можно
равно
умножить пески и небеса поделить
в угоду
слепой любви нашей к перемене мест.
Но и тогда,
по обе стороны сна,
а то и сна посреди –
вид
из орбит неприкрытых один:
что впереди –
ни души –
впереди –
и плоти найти едва –
лишь
ветер стоит и на мотив постылый
без умолку свистит тишину, скрестив рукава,
пустые свои рукава на груди пустыни.
Друг мой в аду,
я занятье вам отыскал:
пересыпать в белом черепа зале пустом завалы песка
под тишину,
и –
отныне –
друг мой,
в аду я не стану о вас вспоминать,
разве что как-нибудь сам заплутаю в пустыне
с черной
и той
стороны
и уже безвозвратного сна.
ПЛОДЫ
От
сот,
медовых глин от –
от восковых плит –
археоптерикс –
павлин-змея –
выпархивает –
парит.
О, всех и вся искушенье – взять – высо́ко снести – отложить плод!
вверх стремящийся – как нельзя! – вверх стремится плода приплод.
...принять, маркиз, искушенье –
грех,
страх –
какой грех!
Обозрите возмездие: каменный пар, соляной дом.
Мол, скажете, Сад – исполняет плод, тот, что будет катиться вверх –
а если
и будет катиться вниз,
то –
стороной иной.
Вы полагаете, это Содом? Это, маркиз, Эдем.
Розовых дум
розовый дым
варенья богемских дам.
Оботрем
с яблока перегной,
вот вам платок, весь как есть кружевной,
а то, что червь,
господин маркиз, –
спелость тому виной.
А вот и мы голубых червей –
в жилах гуляет чернь.
Сладко проспал херувим цепной осенний сидр.
Ибо
точим мы хладный труд,
и в порядке утрат вещей –
червь-сосед
истончает плоть –
знай себе гной
сосет.
Вот падалица
и упадает вниз,
поскольку стремится вниз.
Вообще-то, плоды, господин грызун, низко висят.
Не ваши ли сквозь сорочку резцы
я ощутила?
и – маркиз,
не правда ли,
мой маркиз,
очаровательный Сад?
Здесь
змий-голубок-продувной павлин-особый змеиный птах
подает в червленых плодах благовонный сидр.
Тут падает плод,
потому что спел
яд,
и румян этот плод,
и – ах!
что это с вами?
как вы бледны, как впечатлительны, сир.
(Познание –
если катиться вверх,
знание –
если вниз.)
Еще по яблочку? я подам, не затрудняйтесь, мой друг.
Яблоко,
господин гурман, –
Сад под ноги подкатит сам –
яблоко от первых, так,
так и сказать бы: рук.
(Паденье –
если тянуться вверх,
а вот познанье –
наоборот).
Пахнет сладостно труд Врага запасенный впрок.
Ведь скоро зима... о чем бишь мы?
Да, скоро зима наконец... так вот,
плоть, говорю,
исторгает плод.
Мы подбираем плод.
В свой черед ло́мится и черенок.
И, маркиз,
свысока
падает голос к исходу строф ниже травы.
А как воспарил бы!
Ан – нет! фальцет
древнежреческого петуха –
и не любопытно, что там –
в конце,
в самом конце строфы.
А в конце концов,
господин маркиз, –
очаровательный Сад –
змий бредет – голубок-павлин-многомудрый-червь.
Бродит сидр
в румяных плодах,
под-лежит, и отнюдь не над-
черни – знать –
как бродит чернь!
ах как гуляет чернь!
ОПЫТ ИЗОБРАЖЕНИЯ ЖИВОЙ ПРИРОДЫ
Он в черном блеске времени возник
мой ангел, брат мой, мой двойник,
и в миг
как слезы заблистали
лик ослепительный
исчез,
тотчас звезда рассыпала хрусталик,
а об другой расплющил ноздри бес.