РЕМОНТ-1

 

Почему ж это вы, при такой трудовой занятости, так небогаты? – спрашивают, повстречав понурого меня, неблизкие мне люди. Я гордо прохожу мимо в яркой заплате на рубище песца. Не буду же я, живущий, как царь, один, унижаться, объясняя: я делаю ремонт!

Я делаю ремонт, мне делают ремонт, у меня ремонт. Я встал на ремонт, я хожу на ремонте, я закрыт на ремонт. Не принимаю, не принят, изгнан отовсюду, внешний целый мир чужбина, занято; о, дамы прежних дней: ремонт. Сейчас я, например, ремонтирую свою фамильную (Генделев фамилия) усыпальницу и методический кабинет поэта, прозаика и юмориста. Обхохочешься, взглянув, у меня вся спина белая. И лицо. И седина. Сказать даже стыдно где. Ремонт.

Я помню время своих первых ремонтов: времена водных феерических инсталляций. В моих руках буквально все горело: проводка, изоляция. Меня било, колотило, лихорадило я был весь нараспашку, всем ветрам, всем штормам назло, в проемах сияли звезды, освежали порывы, холодили лоб. Я еще не мог достичь своего потолка (2 метра 95 см), и мое неистовство, когда я с приятелями (два художника-возвращенца и один поэт Тарасов) обвалился из пластической фигуры «Физкультурное подсаживание» пирамида с целью шпаклевки, некий хлыщ-наблюдатель охарактеризовал: четыре грязных карлика делают ремонт. Он по-другому запел (он был композитор), когда мы влезли на его метр девяносто с лишним, как на стремянку. Теперь он дирижирует церковным хором в Бостоне, обустроился, начал новую жизнь, а ремонт вот он, ремонт, как новенький стоит. Тарасов состарился, родил, оставил вечный город и вредные привычки а ремонту хоть бы хны.

Сначала я понимал вечность ремонта как глупую шутку природы надо мной и полагал, что все это бесконечно потому, что у меня нет необходимого инструментария. Но с годами оброс, обогатил свой арсенал: в углу стоит античная бетономешалка, на стене транспарант: «Выше стропила, плотники!» В бачке ковшик от экскаватора. Шанцевый инструмент повернуться негде, осталось от бывшей жены, не желавшей овладевать нужной профессией высотницы-крепильщицы. Жены от меня выходят кто по инвалидности, кто по стажу трудового подвига на пенсию. Гроши, вот что, я вам скажу, эти пенсии. Некоторым приходится подрабатывать. Главное навыки сохранили, а желающих отбою нет.

Убедился я в наличии необходимой оснастки, все, буквально все есть, однако ремонт. Уже весь как бетон, имею прочный фундамент, обе руки правые, один глаз ватерпас. Казалось бы, все имею. Как для счастья, так и для полета. И все равно: крыша едет, пол из-под ног уходит, опереться не на что, стены лбом не прошибить. Куда ни кинь, везде клин и наоборот. Куда ни кинь, везде клин клином вышибает. На кухню творческую выйти стыдно. Ушная раковина забита, в колене чашечка хрустнула, огнь разума угас. Плиту стырили, вместе с надписью и датами жизни. В людскую войти обидно. В люди ходят кто ни попадя. Штиблетой щи хлебать, сидя в кресле Ильи Пророка за шульхан арухом? Зайдет на огонек каменный гость какой, присядет к камельку, пригорюнится. Я ему: командорушка, говорю, как там наша Нюра? А он только вздохнет, руку пожмет протезом и назад. Долго слышу его шаги на лестнице.

В артистической уборной... Вот-вот. Причем не я. И ручку оторвали. Об усыпальнице поведал? там ремонт.

Попервости ремонтировал своими силами: силой друга ремонтировал, вооруженными силами однополчан, привлекал пациентов трудотерапией. Друзья почти перестали заходить, один пришел, сломал стену недоверия и ушел с песней на губах. Поэт К. теперь с клюкой, прозаик М. ушел в запой работать редактором одной газеты, певица Л. стала прорабом в конкурирующем предприятии. Все покинули. Я одинок, я страшно одинок. И ремонт на руках. Есть не просит, просит капиталовложений в него, ненасытного. Вышел я на балкон. Бросил вниз тяжелый взгляд. Попал. Еще раз бросил. Опять попал. Плюну, думаю. Плюнул. Опять попал! И нанял арабских рабочих, т. е. еврейского каблана, умеющего находить с ними общий язык, поскольку его знал с пеленок из бабушкиного бурнуса. Еврейский каблан свое дело да знал. Его стратегией было: свои люди сочтемся! А тактикой на плечах противника ворваться на его территорию, обездвижить противника, лишить маневра и связей, пресечь коммуникации и ремонт!!!

То, что арабский камрад работает, только когда на него смотрит Йоси и не работает, когда капиталиста Йоси нет, означало всего лишь то, что четверо этих трудяг жили у меня. А я искал деятельного Йоси!

То, что о деньгах не может быть и речи, мы же свои люди и взаимопонимаем, а деньги очень смешные деньги, означало лишь то, что деньги потребовались в очень смешной ситуации и раза в четыре больше, чем обговаривалось, иначе Йоси грозил все бросить и уйти, что означало лишь то, что постояльцы так и останутся провалившимися к моим соседям по нашему с ними (со всеми) теперь сугубо совмещенному этажу! Так и будем жить! Семья тихих Асисов, семья Бурлеску и наша Ахмед, Дауд, я и человек, имени которого я не знал, только похожий на Ясера, но не он! Я вам ручаюсь. Ясер в это время был в Тунисе и никак не мог скрываться даже конспиративно в моей руине (Графские развалины, 8, квартира была тоже 8) под видом кафельщика. Хотя кто знает: Аллах акбар.

 Элоим гадоль, сказал Йоси бережно, но быстро, не слюнявя, пересчитав деньги, ты что, банк сорвал?» И крикнул своим, чтоб: заделывали! А те, снизу, семья тихих Асисов и семья Бурлеску пусть подержут на вытянутых руках свой потолок, пока раствор не схватится. А чтоб я пошел и сорвал еще один банк, и тогда он придет и проведет мне воду в бассейн, который он выстлет мрамором, чтоб было как у тех русских, у которых он строил в прошлый раз. «Тех русских» Олега и Зину я как-то действительно встретил. Они поделились со мной радостью. Оказывается, Зина все-таки может стать матерью, а Олег, соответственно, отцом ибо после полугода проживания в их квартире Ахмеда, Дауда и, вы понимаете, имени мы его не знаем, но настолько похож на Муаммара... Но не он! Я вам ручаюсь, не станет же Муаммар отсиживаться от мирового общественного мнения под видом кафельщика?! функции восстановились. И когда в этот момент истины мы услышали гром (началась война в Заливе) я знаю, о чем подумали Олежек и Зина, о моем подумали, о сокровенном: обвалилось-таки! Каждый посмотрел в сторону дома.

Недавно, тиш'а б'ав, я встретил на улице сияющего Йоси. За ним гуськом шли Ахмед, Дауд и некто кафельщик, лицом отдаленно напоминающий, нет, определенно напоминающий Саддама! Судя по сияющему лицу Йоси-каблана, они шли заключать новый подряд, а судя по дате на ремонт Третьего Храма. Иначе как объяснить отчет госконтролера, что кто-то сорвал банк? Национальный? Значит не хватило на ремонт, но Господь Велик. Потому что страну они уже отремонтировали по полной программе. Ведь умеет же наш каблан найти «с ними общий язык» с этими Ясером, Муаммаром, Саддамом и... этим, неуловимо кого-то напоминающим кафельщиком.

И коли что-нибудь грохнет и обвалится, останется только попросить соседей снизу подержать потолок, пока раствор почвы под ногами не схватится. За голову. И тогда уже можно будет всем спокойно развести руками.

Если вам встречается господин средних лет, пристойно, но неопрятно одетый, у него в доме ремонт, иначе с чего бы это на плече стремянка, в зубах мастерок?

А вот у этой дамы все впереди гляньте, морщинки, птичьи лапки лишь наметились, муж загулял, в доме ремонт.

Деточка, чего ты плачешь? Ах, в доме ремонт, воспитательница сказала «плакали наши денежки»? Не плачь, детка, смирись «Хаим, зе ло пикник, Хаим, зе ремонт! Смирись: будет и на нашей детской улице праздник, в нашем детском доме...»

Почему девушки по улицам гуляют, к мужчинам пристают? Почему контингент не на работе?! В Доме Ремонт.

А эти что вышли с плакатами? Дружной вереницей? Передразнивая друг друга? Они обязательно пропустят сегодня процедуры, курс нарушен, врачи в панике в доме ремонт, даже на этаже для буйных.

И вот этих товарищей я где-то видел? И не на Бен-Йегуда угол Кинг Джордж. Или таких же тють-в-тють, обувь и морды форменные на ширине плеч. Что, служивые, в Большом доме ремонт? И в доме на Старой Площади? Ремонт! И воще.

Если вы видите на улице человека разумного знать, в доме у него ремонт, с чего бы ему по улицам шастать?

Мы нам мы новый мир построим и отремонтируем. Будет как новенький, но мы не доживем, внуки наши доживут.

Мы-то что, главное ремонт пережить, капитальный такой, главное, что мы не отремонтируем дети доремонтируют до нашего конца.

В сопредельной Советской России все с чего началось? Правильно, с перестройки, с Ремонта. А потом это все и на например вернулось: говорят, к лучшему. Охотно верю.

У нас ревизия государственных границ. Будем стоять как стена. В подмандатной Палестине. Подмандатной Восточному Иерусалиму. Впрочем, и стену снесут, нужен будет материал на новостройку нового государства. Да что там говорить, меджнуну ясно, что предыдущие границы нашего государства были слишком просторны. Мешали, блин, активной обороне. Это ведь паникеры кричат – отступление, отступление. Спокойные взрослые люди-стратеги называют «урегулированием» сокращение линии фронта до предела. Чтобы один Фронт национального освобождения. Мы еще подлатаем, подремонтируем, смотришь, может, Масада и продержится. Пока наши не подойдут. К мысли о полной самоликвидации.

С другой стороны как же это мы без ремонту? Тест был. На сообразительность. О результатах лучше не спрашивать было еще в 1982-м. Техосмотр был. Тех осматривали на протяжении пары-другой веков, признавали невменяемыми. Раньше замок был. На границе. Теперь вся граница умещается на замке. Амбарном: все ушли на ремонт, там что-то с небом случилось. Надо встать и высоко поднять руки. Поддержать, покуда не схватится.

 

 


Окна (Тель-Авив). 1994. 21 июля. С. 18.

 

 

Система Orphus