КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О ЧЕЛОВЕКЕ, ИЛИ КАК
ВЕСТИ СЕБЯ С НЕЛЮДЬЮ
Федор Михайлович Достоевский, как известно, в людях не очень чтоб разбирался – что характерно и вообще свойственно гениям, исходя из устройства их – обхохочешься – личной жизни.
Но, не разбираясь в людях – Эф. Дэ. – очень даже разбирался в вверенном ему человечестве. Что подлинно свидетельствует о подлинном бескорыстии (личной пользы из этого он не извлекал, а человечество – наоборот извлекло) подлинного дарования. Собачья, если вдуматься, жизнь была у Федора Михайловича...
Не нашей – чета.
Так вот, Федор Михайлович Достоевский как-то высказался в том смысле, что если человек выглядит сволочью, то как правило он ей и является.
Я совершенно согласен с классиком, несмотря на свойственный Ф. Достоевскому антисемитизм.
Многократно в жизни и пару раз в биографии я с удивлением обнаруживал, что, что подлец – он и в Африке подлец, и подлецом смотрится при поверхностном наблюдении на стекле, не говоря о сборе анамнеза.
Опыты, убедившие меня в гипотезе, имели характер трагической ветеринарии.
Т. е. не я проводил эксперименты на нелюди, а наоборот – скоты ставили опыты на мне. Который, в общем-то, безусловно не ангел, но ведь я и притворяюсь им редко.
Поговорим о негодяйстве.
Несмотря на то, что сволочь не женского рода, а скорее всего, как подсказывает грамматика, – среднего, по своим вторичным половым признакам сволочь выглядит обычно как самец (самки редко бывают сволочами, хотя вред от них не меньший).
В зависимости от окраса и стадии созревания, на которой нижеописываемая бестия совершила подлость (подставило, кинуло подлянку, предало, обокрало, нагадило и т. д.) и исходя из посильного бестии калибра подлости (соизмеримой с калибром падлы болевым резонансом) и хотелось бы произвести систематизацию носителей зла, однако это хлопотно и тошнит.
Посему я попытаюсь произвести нравоучительную систематизацию, исходя из, так сказать, предмета – подлости – относительно не объекта, т. е. масштаба неприличного деяния, а по принципу самооценки действующего субъекта: мерзкой аутоидентификации.
В этом смысле есть три категории: негодяи, подлецы и мерзавцы.
Негодяй – категория, описывающая роматического подонка. «Н-н-негодяй» – произносит уездная барышня, знающая от подружек о качествах ррротмистр-р-ра, умирая, обмирая, желая прикоснуться к негодяйству обаятельного, хоть и грязненького узусом героя. А – если и не сама, то пусть Это (с Большой Буквы) случится хоть с ее кузиной Мусей. Негодяй – дрянь нарядная, от негодяев бабы тащатся, т. е. которые поглупее.
Негодяй редко бывает (ему не нужно) умен и почти никогда не бывает талантлив, обычно негодяй стилизуется под бульварно-литературненькое, под мандолиниста, гусарика – в общем, настоящего мужчину, мэна, мачо, крутого.
В эту категорию с легкостью соскальзывают в уголовной среде – т. н. «бакланы» («люблю блатную жизнь, но воровать боюсь»), в златомолодежной компании – «мажоры» (люблю богему – но там голодно), в литературе – самолюбивые завистники в штатском.
Негодяй – отчетлив, и своим негодяйством гордится. В общем-то, негодяй не меркантилен, удовлетворяется славой. Когда ему бьют морду, удивлен человеческой несправедливостью и отсутствием чувства юмора.
Понятно, что толпу негодяй презирает.
Пущенный в приличный дом негодяй обычно начинает жить с хозяйкой дома, становится любимцем семьи – но, уходя, прихватывает как максимум – ложечки. С женщинами томен, но пылок. Хотя берет всегда лишь то, что плохо лежит, считает себя неотразимым сердцеедом. С хозяином дома дружит, в хозяйке ценит бюст – настаивая на том, что ее никто не понимает. О победах говорит сразу, но грязно. Предпочитает дур. Именно поэтому – виден: негодяй обязательно пошл.
Гораздо страшнее мутирующая особь – подлец. Если негодяй – свою подлость считает геройством, то подлец свою подлость считает нормой, и на репутацию неприкасаемого подлеца холодно пожимает плечами – фи, глупые люди... Ведь внутри он нежен и легко раним, он хороший, у него просто трудная, непростая жизнь.
Обаяние подлеца в его ущербности – его все почему-то обижают. Подлец – замечательный объект для кухонного психоанализа. В каждом относительно нормальном мужике (сиротка) он видит, соответственно, папу. А значит, следует реализоваться непременно: т. е. папу убить (пригнобить, уничтожить, «кастрировать»), а маму – соответственно – трахнуть.
Подлец тоже дружит с хозяином дома (выполняет мелкие поручения, дурно говорит о врагах хозяина, носит его сочинения, шутит с его детьми. Он вообще очень ценит дружелюбие и хорошую компанию, т. е. такую, куда пускают). Подонок корыстен: уходя из дома – он, как правило, прихватывает что-нибудь ценненькое. Знаю случай, когда из одного дома один такой способный хлопец (судя по всему это и было его, способного хлопца, целью, давно примеривался к инвентарю) откатил почти неподержанную посудомоечную машину. Хорошую такую. Ее владелец очень любил. Доверял, ценил ее такт, ее начитанность. И высшие образования.
Кстати, с дамами подлец ведет себя чрезвычайно любопытно. Он не продает себя, как негодяй – поцветистее, с прихлопами, поэстраднее. Этот – душевен и дает выговориться. В общем-то, зачем ему дама в плотском выполнении, совершенно неясно, подлец темпераментом не отличается – сударышки необходимы ему для родства душ.
В отличие от негодяя-соблазнителя, которому, неотразимому – дают, подлец заставляет себя немножко полюбить. Ежели особа в твердом уме и ясной памяти о прошлом, декларируя свою чистоплотность и моралитэ, абсолютно добровольно садится в бак с дерьмом – это, безусловно – любовь...
В отличие от негодяя, который приходит в каждый дом как в крепость – т. е. для взимания контрибуции, подлец приходит в каждый дом, как в последний, потому что, во-первых, – в остальные уже не пускают, а во-вторых – он собирается в этом доме нормально и полноценно жить не по лжи.
Третья категория сволочи – мерзавцы. Я знавал нескольких совершенных мерзавцев. Отличается мерзавец от жовиальных негодяев и лирических подлецов – безукоризненным поведением: вот уж такой я человек, такое я говно. Опять же, по Федору Михайловичу: «Полюбите меня черненьким, а беленьким меня всякий полюбит».
Талантливые особи попадаются в этой категории, отчетливые в своей инфернальности. Эти – не мелочатся. Они вообще ничего не творят, кроме зла.
Самое удивительное, что их иногда все же любят очень даже приличные леди: игра, можно сказать – природы, черт бы ее побрал.
Подлость мерзавец осознает, смакует и упивается ею. Эдакие мидасы наоборот, они все, к чему прикасаются, превращают в дерьмо. Но! – способны на подлинную любовь. Как правило, мерзавцы бывают глубоко, почти экстатически религиозны.
И, конечно, и негодяю, и конечно, и подлецу, но особливо если мерзавцу – чего и нехватает в нашей с вами с ними жизни, так это любви. К ним – любви, которой ощущается некоторая недостача.
Поэтому и не помогает старинный бабушкин рецепт: да на порог не пускать! Ни индюка-негодяя, ни крысеночка-подлеца, ни монстра-мерзавца. При первых же сомненьях. А то хуже будет.
Хотя все равно – хуже будет.
Поскольку – это модно, это стиль.
Верней – это Большой Стиль. Монументальненький стилек.
Потому что общение с негодяйством – признак хорошего тона, толерантности, широты взглядов; потому что расхожее место, что всяк гадина внутри нежен; что сначала надо разобраться в недочеловеке; что всему виной соцсреда, та, что его, калечного, воспитала – и «пжалста бэз рук!»
То, за что раньше убивали, сегодня считается особой щепетильностью и хрупкостью душевной конституции. В эпоху нашего обезьяньего сов-израильского декаданса в беспредельных пределах постсоввольерчика.
А что, действительно «старость – это нравственность»? И я старею, причем за свой счет и без выходного пособия? Кстати, я тут приоткрыл закон природы: «Когда бабуин лысеет, его самок имеют макаки».
Приоткрыл я этот закон природы и понял, быстренько захлопнув – аж зазвенели стекла – что: я хочу иметь дело не с людьми, но с человечеством, потому что с людьми не проходит сентенция Ф. М. «Если – кажется, то и – является».
А в рамках всего человечества – ничего, годится. И даже выглядит вполне убедительно. Хотя тоже не работает.
Итак, когда перед вами существо, которое кажется сволочью – не переходите на другую сторону дороги. Тихо поздоровайтесь. Спросите, чего это он такой задумчивый? Сделав руку крендельком, пригласите на чашку чая, представьте семье. Очень, конечно, хорошо оставить его ночевать, но не все сразу, не торопитесь. Тактично не интересуйтесь, почему злые люди выперли его из предыдущего дома. Посмотрите на него понимающе, когда он скорбненько вздохнет.
Репетируйте, репетируйте вздохи, вам это пригодится – глубина легких весьма ограничена. А еще вся жизнь впереди.
