Михаил Генделев

СЛОВА ПРОЩАНИЯ:
Андрей Резницкий

Громадный, заросший густой бородой – он казался раскольничьим попом, волею судеб занесенным в Палестину.

Об одном из самых колоритных иерусалимских персонажей, художнике, графическом дизайнере, издателе Андрее Резницком (1942-2009), друге М. Генделева и оформителе его книг «В садах Аллаха» и «Царь» – в некрологе С. Чернобровой и дружеской записи, найденной нами в «Живом журнале».

Сусанна Черноброва

СЛОВА ПРОЩАНИЯ

27 мая на Сионском кладбище во дворе церкви Дормицион (Успение на Сионе) хоронили Андрея Резницкого. Последний раз многие его видели на похоронах Миши Генделева 30 марта. Отпевание длилось часа два, и люди группками рассеялись по кладбищу. День был прохладный, как будто ушедший заранее позаботился, чтобы провожающим было легко.

С Андреем мы были просто добрыми знакомыми, но думать о нем не перестаю. На титульных листах обеих моих книжек стоит его имя. Десять лет назад Андрей издал мой сборник «На правах рукописи». В первый раз он мне показался ворчливым, буркнул: «Прямо в крещенский хамсин пришла». Дату я потому запомнила: 19 января 1996. А прошлой весной мы работали над моей «Электронной почтой», я почти ежедневно входила в калитку в центре старого иерусалимского квартала Нахлаот. Книга эта оказалась последней, сверстанной Андреем. Стало быть, я последняя, которая наблюдала Андрея в деле.

Он из тех, которого все знают, и который знает всех. У него был открытый богемный дом возле рынка Маханэ-Еуда. Нахлаот – чрево Иерусалима, подобно чреву Парижа. В доме кто только не перебывал. Если составить список, то окажется, что вся иерусалимская, тель-авивская, московская, парижская литературно-художественная богема прошла через его кухню, сидела за водкой на деревянной скамье под абажуром.

Анри Волохонский как-то пошутил:

Мне все нравилось в его доме, начиная с адреса: улица Эйнаим ле-Мишпат (Очи правосудия). В Нахлаот принято было улочкам давать каббалистические названия.

Мне нравилось подниматься старой лестницей по проросшим травой каменным ступеням, держась за шаткие железные перила. Лестница подступала вплотную к дверям квартиры, не было никакого крыльца, так почти не бывает, чтоб без всякого перехода иерусалимская улица вламывалась в дом. Внутренняя деревянная лестница вела на антресоли, где Андрей оборудовал небольшую мастерскую. Он при мне несколько раз повторял, что если дому меньше ста лет, он в нем жить не может. Со слов Андрея, дом его, построенный на средства лорда Монтефиори – один из немногих сохранившихся. Иерусалим – город небогатый и небуржуазный, и улочки Нахлаот с двориками, многочисленными железными лестницами, оградами, воротцами, увитыми сиреневой и белой бугенвилией – самые иерусалимские. Сам Андрей себя называл «Патриарх всея Агриппас». То на рынке Маханэ-Иегуда, то на самой улице Агриппас, непременно попадался знакомый сутуловатый силуэт, опровергающий строку Бродского «Отсутствие мое большой дыры в пейзаже не сделает». Силуэт настолько пронизан линиями дождя, застиран им, выцвел от местного солнца, что казался не то висящей на бельевой веревке одеждой, не то пятном светотени на камне – веществом, из которого сделано городское пространство. И сейчас он всюду мерещится. Если бы я выбирала очертания прохожего для иерусалимского городского пейзажа, выбрала бы его.

Андрей был незаурядным живописцем, прекрасным художником книги, умелым издателем и не слишком удачливым бизнесменом. Бывший активист легендарных чтений у памятника Маяковскому, очевидец зарождения самиздата; несколько раз был задержан милицией; герой фельетона, который назывался, кажется, «Двое с Бродвея».

«…Я ведь помогал Алику Гинзбургу составлять “Синтаксис”», – рассказывал он.

Но не это главное. Гарик Суперфинн написал в ответ на известие о его смерти: «Наш добрый Андрюша»…

Андрей пытался порою быть язвительным, у него это не очень получалось, для нас он всегда останется добрым Андрюшей.

Город трех религий

Недавно умерший Андрюша Резницкий был кладезем всяческих иерусалимских и общеизраильских историй. Приехал он аж в 72-ом, когда редко можно было услышать русскую речь на улице. Это не то, что сейчас, когда в некоторых районах на обратившегося на иврите смотрят с искренним недоумением. Как-то в 70-е на почту пришел конверт с адресом: «Иерусалим. Батюшке ... (имя было)». Письмо отдали Щаранскому, он – Андрюше, а тот батюшке – маленький городок Иерусалим. Но это так, бытовые мелочи. Истинная сущность Иерусалима – в другой истории, которую на днях рассказала Ида, Андрюшина жена.

Одна из форм заработка Андрея и Иды – изготовление и продажа всего потребного для благочестивых христианских паломников. В частности – крестильных рубах. Делал Андрей все любовно, не формально, изделия пользовались спросом. На рубашечках – картинка, специально и исключительно для них изготовленная, не копия какая-нибудь. А сами рубахи много лет шил араб-мусульманин. Работала «артель» дружно, друг другу вполне доверяя. О доверии я упоминаю не спроста. Чек за готовую партию рубах приходил не сразу, а только после доставки на место реализации. Араб не торопил, знал, что получит все по-честному.

И была у него мечта – совершить хадж в Мекку. 6 лет копил он деньги, откладывал и вот пробил час. И приходит он к Андрюше и говорит: никогда я тебя не просил заплатить мне сразу, а тут такое дело – через неделю хадж, мечта моей жизни. Выручай. А нужно ему было 8000 шек. И деньги эти были им честно заработаны.

Кидаются Андрей с Идой в банк. Показывают, что есть у них отсроченный чек аж на 32 тыщи, но 8 надо раньше хоть умри. Но жестокий банк не дает. Бегают они по разным конторам, пороги обивают, чуть ли не слезами обливают – бесполезно. Остается 2 дня.

И говорит Андрей – пойдем в Меа Шеарим. А это, для тех, кто не в теме, самый религиознейший еврейский район. И живет там самый-самый религиозный еврей, с которым Андрей работал в издательстве «Шамир». Известно было, что он меняет деньги, но в долг никогда не дает. И приходят они к нему. И выходит он в чулках и полосатом халате, с пейсами до пояса, ибо таков он был. И шапка его меховая лежит на полке священных книг с золотым тиснением. И принимает он их радушно. Однако, просьбу о том, чтобы дать в долг, отклоняет с мягкою твердостью. И вот уже стоят они у двери, повернувшись к выходу, как вдруг он спрашивает: «А зачем вам деньги?» И говорят они ему: «Есть у нас работник. 6 лет мечтал он совершить хадж в Мекку и вот, если мы не заплатим ему сейчас, то не исполнится его мечта. И деньги есть у нас, но отложенным чеком». И отвечает он им: «Постойте, не уходите». И приносит им чек на 8000, и говорит, что никаких процентов не надо. И пошли они к арабу, радуяся.