Михаил Генделев

СОВЕТНИК ГЕНДЕЛЕВ

 

«Зачем первый поэт русского Израиля пошел служить у Березовского? Чтоб ты спросила, дорогая!»

 

«Да, считаю себя израильской элитой. Несмотря на то, что свалила практически вся талантливая часть гуманитарной интеллигенции. Не исключено, что это произошло не только с “русской” общиной».

 

Самым неожиданным персонажем в Москве для меня был Миша Генделев. «Наше все», коронованный русско-израильский поэт, признанный наполнитель тарелок и чужих голов бараньими мозгами с мозговым горошком, тот еще представитель алии, то бишь представитель той еще алии, 70-х... А теперь совесть нации, из принципа отказавшийся в свое время как от компьютера, так и от печатной машинки в пользу гусиного пера, ездит по Москве на персональной помощнице, то есть на автомобиле с персональной помощницей, знает толк в костюмах-тройках и с готовностью высказывает горькую правду в лицо всем желающим, за что некоторые желающие с энных пор его старательно избегают. Стихи пока не пишет, зато готовит по-прежнему так вкусно, что на пару дней я с готовностью продала израильскую родину за тарелку тушеной говядины и Мишины откровения.

 

[Наташа Мозговая]

  

– Миша, так чем ты официально занимаешься сегодня?

 

– По сути я занимаюсь политическими технологиями. Не PR, как его понимают, а политической аналитикой, что-то вроде препарирования политической ситуации по сценариям развития. Я – советник. Советую тем, кто заинтересован в оценке, поскольку за собой числю качества, которые иногда помогают.

 

– А как же стихи?

 

– У меня с этим серьезная проблема, я перестал писать. Сочинение стихов для меня состояние физиологическое, и такие паузы у меня уже были... Я приехал в Израиль в 77-м году, по наивности считая себя сочинителем стихов, который зарабатывает на жизнь медициной. Я работал врачом, потом обнаружил, что невозможно быть врачом на полставки и в оставшееся время стишки пописывать. А поскольку все-таки всей моей жизнью было сочинение стихов, в какой-то момент мне пришлось без страшных слез разлуки медицину бросить. Потом у меня был кратковременный роман с армией, в качестве врача я успел поучаствовать в Ливанской кампании. А потом я довольно долго пытался просуществовать в качестве чистого литератора, пишущего по-русски. В какой-то момент устал и решил заняться двоюродным по отношению к литературе и в какой-то степени противопоказанным занятием – журналистикой. Мне про «Общество чистых тарелок» хорошо сказал Макаревич: странно, говорит, вот я певец, а ты поэт, тем не менее каждый из нас, при желании, может отравить полстраны.

Все эти миллионы слов, которые я вынужден был сочинять, чтобы хоть как-то просуществовать, – они аукнулись. Как у куртизанки – хочешь не хочешь, а партнеров менять приходится. И это было грустно. Не мне судить, насколько успешен я был в качестве русскоязычного журналиста, но унизительнее ситуации для себя я не припомню. К сожалению, культура оплаты штучных работ на русскоязычном рынке в Израиле попросту отсутствует. Я очень долго держался, но через пять лет зарабатывания таким способом денег понял, что больше этим заниматься не хочу.

 

– И?

 

– И заинтересовался бизнесом. Точнее, продажей своих способностей к играм на пространстве политических технологий.

 

– Конкретнее?

 

– Конкретнее – я занялся предвыборными технологиями. Принимал участие в качестве копирайтера в предвыборной кампании – уйдя от журналистской работы, что я подчеркиваю категорически. Это непозволительно для журналиста. Я был копирайтером на выборах Нетаниягу, на последних выборах работал для «Исраэль ба-алия». После чего я поехал в Россию, долго присматривался к ситуации и нашел применение своим способностям.

 

– Сам поехал или пригласили?

 

– Я бы не хотел рекламировать кто, но – пригласили. То ли я инстинктивно всегда выбираю сторону сильнейшего, то ли действительно я невероятно прушный и нахожу какие-то правильные вещи. В настоящий момент я специализируюсь на даче советов.

 

– Борису Абрамычу Березовскому, который не последний человек в России. Почему все-таки у тебя после стольких лет в Израиле не получилось найти применение своим силам?

 

– Объясняю. В России каждый год к зиме вспоминают, что это страна, где зимой холодно, начинают решать проблему топливной энергетики, и зима становится свежей и актуальной новостью. В Израиле точно такой же новостью накануне выборов является «русская улица». То, что этот сектор решает политические проблемы Израиля, почему-то оказывается биномом Ньютона для любой политической группы, находящейся у власти.

Вдруг выясняется, что у «русских» есть политическое влияние. Оказывается, на «русской улице» происходит определенного рода культурная жизнь, которую обещает опекать каждая новая власть. Это забывается абсолютно мгновенно после выборов. «Русские» выбрали Барака, то же самое с помощью Либермана осуществил Нетаниягу. Почему-то это было чудом – ах, как это вышло? Ситуация, при которой политические и культурные элиты бросают людей, связавших с ними свой политический выбор, – безобразна. Это неприлично. Израиль на такие глупости не имеет права. Как выяснилось, имеет...

Ничего не произошло. «Русская» интеллектуальная жизнь – в том же состоянии, в котором она находилась до появления «русских» культурных партий, занимающихся, вместо отстаивания духовных и культурных интересов Израиля, взаимной грызней, ну и так далее. Я могу жаловаться непрерывно.

 

– Кто-то все же пытался интегрироваться...

 

– Не вышло. В наше время мы не знали, что такой шанс есть, его почти и не было по причине малочисленности общины. Мы хотели видеть культурную столицу в Иерусалиме, а не в Москве. Нынешняя алия поступила по-другому. Она ищет культурную столицу в Москве, и русскоязычная община является культурной колонией Москвы.

 

– Миша, себя ты считаешь израильской элитой?

 

– Да, я считаю себя израильской элитой. Несмотря на то, что свалила практически вся талантливая часть гуманитарной интеллигенции. У моей алии было предположение, что она выстроит субкультуру, которая будет иметь духовную и культурную столицу – Израиль, но при этом это будет происходить на русском языке.

 

– Почему на русском языке, раз такой сионизм?

 

– Потому что русская культура, в отличие от всех остальных здесь собравшихся, не аутсайдерская. Это не было поколение провинциалов.

 

– То есть вы ехали в Израиль, чтобы создать здесь маленький русский Израиль?

 

– Мы ехали в Израиль, чтобы жить в Израиле, но отобрать у человека русской культуры его ценности и поменять их на достаточно провинциальные, спорные и не перворазрядные ценности не получилось. На нас надели вольерчик отвратительной, мелкой, плохо оплачиваемой, не позволяющей заниматься чем-то серьезно культуры... Тогда еще была эта кибуцная идеология: немножко попахал на тракторе – немножко пописал стишки. Вот такие стишки они и пишут. Представления о гуманитарном наследии, которое «русские» им привезли, у них не было. Израильская культура на иврите с этим котлом, блядь, этнического переваривания – израильтяне до того перестарались, что они таки построили котел. Провалилась модель плавильного котла в культурологическом смысле слова. Она не могла не провалиться. Она еще как-то работала с моей алией, у которой не было количественного преимущества, но с вашей – это уже было бесполезно.

 

– Ты используешь какие-то глобальные социологические термины. А как это происходило на личном уровне?

 

– Из Израиля уехали выдающийся поэт Андрей Волоховский, выдающийся писатель Леонид Гиршович. Прозаик Милославский, Юлия Шмуклер и тьмы, и тьмы, и тьмы. Те люди, которые, останься они в Израиле, безусловно составили бы элиту. Но дело в том, что все попытки проникновения в израильскую культурную элиту замыкались на ее герметизме. Вроде бы я принят в израильской элите, к моей фамилии прилипла эта кличка – «мешорер Генделев», а книги на иврите я дожидался 23 года. Большинство людей не читало моих стихов. А я считаю себя израильским поэтом. Я не считаю себя российским поэтом. Точка зрения на мир у меня израильская. Русскоязычное присутствие в Израиле уже давно не является гетто. Это вполне обслуживающая себя колония. Случилось то, о чем я с горечью предупреждал израильское общество. Что «русская» община в Израиле обслужит себя сама и вам спасибо не скажет. Она – самодостаточное в культурном смысле слова явление. Это не субкультура, а культура: в Израиле появляется второе поколение русскоязычных литераторов. И это, по сути, катастрофа для коренной культуры страны.

 

– Как насчет утверждения израильских левых о том, что «“русская” алия – благословение для Израиля»?

 

– Во-первых, левые – традиционно расисты. Поэтому это вопли, имеющие подтекст: «О, приехала белая алия!» Во-вторых, обстоятельства предполагали, что все-таки это их электорат. А оказалось, что это ой как не так. Мол, все интеллектуалы должны быть левыми. Это так наивно, трогательно и предсказуемо! Грубo говоря, как-то нас забыли спросить – русскоговорящую элиту. Я считаю, что я в полном праве высказывать свое мнение, поскольку я израильтянин больше, чем большинство собравшихся в Израиле. И по биографии, и по культуре своей. Больше половины своей сознательной жизни я прожил в Израиле. Поэтому в данной ситуации я разговариваю не как представитель нацменьшинства, а как человек, имеющий право на такую точку зрения. Я сам себе дал это право, поэтому, честно говоря, я испытываю и горечь, и элементы разочарования.

 

– Так что приезд в Россию был для тебя глотком свежего воздуха?

 

– Нет, я воспринимаю это не так эйфорично. Я бы не сказал, что мне сильно нравится. Потому что для меня это чужая страна, и я эмоционально не поддерживаю этот народ, не болею за судьбы России. Для меня это скорее азартная игра. Здесь есть это пространство для маневра. Место для поступка, высказывания. Безумная скорость принятия решений. Вот я поехал в Израиль – меня через день оттуда выдернули. Опять поехал – опять выдернули.

 

– Н-да, услышали бы тебя русские – вот, мол, приехали евреи вершить судьбы России...

 

– Не без этого. После такого размаха очень трудно запихивать себя в спичечный коробок своей собственной страны. При любом жесте ты начинаешь пробивать стенки.

 

 

Вела интервью Н. Мозговая

 

 

---

  

 

 

КТО Я, ДОКТОР ГЕНДЕЛЕВ?..

 

 

Лет десять тому назад давал я интервью крутому мужскому журналу. Мирового калибра, с глянцевыми раздетыми тетеньками в завлекательных ракурсах. Так вот, там, в интервью, выспрашивали у меня не о моих постельных пристрастиях (вполне традиционных, между прочим), а об материях тонкого свойства, о философии и эротике расспрашивали, о поэзии интересовались, о профессии поэта и бескомпромиссной дружбе Танатос и Эрос...

Со знанием дела выспрашивали.

В контексте, так сказать, будоражащих разворотов. А это я к тому, что прочитал я свое интервью в «мужском» приложении к «Вестям» и пригорюнился.

Суть не в том, что настриженный и на глазок сметанный диалог с очаровательной моей интервьюершей почему-то был снабжен хамским подзаголовком: «Зачем первый поэт русского Израиля пошел служить у Березовского?» (однако каков стиль! каков слог! язык русский каков, а?!). А дело, то есть суть дела, – в контексте. Дело в том, что из нашего разговора, имевшего быть в Москве, в опубликованном интервью как-то выпали принципиально значимые положения, без понимания которых интервью кувыркнулось в жанр дешевенького трепа. В желтом обрамлении.

Вот вслед этому интервью объяснимся. Я, Генделев, не «служу...», а работаю. Освоив, причем за полдесятка лет, некую профессию, требующую квалификации, знаний, опыта и какой-никакой смекалистости. Политическая аналитика, знаете ли, и прикладная политология, знаете ли, отнюдь не занятия для куплетистов. И работаю я не «у», а с одним из самых значительных и культурных политиков России. И добавлю – с весьма уважаемым мною политиком я работаю.

И работаю я с удовольствием. И я бы даже сказал, с азартом. Подобной работы в Израиле и подобного политика, с которым мне хотелось работать, я не нашел. Наверно, в Израиле сегодня нам этого не надо. Нэ трэба. Без меня обойдутся. Обойдутся, так сказать, от руки, домотканенько.

Второе. Я из Израиля не уехал и в Москву не переехал. Российского гражданства не восстановил и покуда не собираюсь.

Третье. Проблемы России мне небезразличны, вернее, проблемы России мне, израильтянину, небезразличны. И несмотря на специфический (только с точки зрения дилетантов – беспринципный) наемный, ландскнехтный характер моего труда, я, как и следует профессионалу, действую, сообразуясь со своей этикой, и не поступаюсь принципами ни на йоту. Политическая аналитика – не политика (как полагают мещане), но, буде даже это так, я ни разу не позволил себе рекомендации деструктивной по отношению к стране, где я сейчас работаю. И уж никак я не попадаю под цитату: «Приехали евреи вершить судьбу России».

Судьбы России вершат российские политики, а не их советники – специалисты по полит-пиару. Вообще путать политику и полит-пиар – непрофессионально, а демонизировать полит-пиар – безвкусица.

И последнее, по существу. Политические технологии – методы манипуляции общественным сознанием, не более того. Сами по себе они, эти технологии, не могут быть моральны или аморальны. Они могут быть только эффективны или неэффективны. А вот моральны могут быть цели. Категорически заявляю: я не стал бы работать с политиком, чьи цели мне представляются сомнительными, а методы неприемлемыми с точки зрения этики. Но, как говорится, мнение политической элиты России не всегда совпадает с мнением составляющего врезки в приложение редактора.

Теперь на сладкое. Мне очень жаль, что я лишился возможности состоять в диалоге с израильским русскоязычным читателем, увы, журналистику-публицистику я с удовольствием бросил. Что же до литературы – то литература – это монолог, а не диалог.

Собственно, вот что я хотел бы добавить вслед своему интервью, опубликованному для «взрослых мальчиков». Что смысл высказываний чрезвычайно зависим от контекста высказываний и от профессиональной позиции говорящего. Знаете, сие строится по модели, например, известной каждому клиницисту: когда человек говорит с Богом – это молитва, а когда Бог говорит с человеком – это шизофрения... И исповедь, а тем более интервью – а тем более в приложении – жанр не литературный. На том и откланиваюсь.

Кстати, дорогая редакция! Весьма уважаемого, высокоталантливого, некогда израильского русского поэта, упоминаемого мною в интервью, зовут не Андрей Волоховский, а Анри Волохонский...

Привет из Москвы.

 

Михаил Генделев

 

 

---