Молний пером, ливней тушь расплескав,
осень писала, туч откинув рукав,
письмо по саду небес, и немыслим сам
был сад лазури и пурпура в небесах.
Тогда земля, небесный ревнуя сад,
расшила звездами покровы дерев и трав.
Лишь потому наш род – ожившее ребро –
к вершинам Мудрости взошел высоко столь,
что человек – душа, и тело вкруг надев,
он телу – колеса предназначает роль.
Господь, грехи мои без потерь
несу к Тебе – меру им отмерь,
и в милости им отпущенье дай –
ведь кто я? – Пепел и прах теперь!
А если гибель ко мне в пути,
Господь, захлопни пред нею дверь,
за муки смертные – смерть прости,
ведь смерть я принял уже, поверь.
Я – страждущий Амнон, пусть приведут Тамар:
я в плен попал страстей, в тенета женских чар.
Эгей, скорей друзей гоните что есть духа
бежать и привести такою мне Тамар:
в венце, стан обернув в златую паутину,
в руке бокал вина – лозы веселый дар –
пусть напоить войдет, я ей скажу: утешь!
Огонь коробит плоть – о, потуши пожар!
Жестока боль, плоть мою круша.
Изошел я, жизнь мне нехороша –
где душе сокрыться, в какой тиши,
где отдохновенье найдет душа.
Дабы дух казнился и чахла плоть,
подошли втроем, как для дележа:
Грех, Недуг, Одиночество – кто их рук –
кто кольца их рук не бежал, дрожа?
Океан я им? Я морской им змей?
Кость моя им медь, железо ножа?
По чьему ж наследству меня гнетут
эти трое, алчущие платежа?
Почему ж за грех я один терплю,
А с других не взыщешь Ты ни гроша?
Вот мой труд, смотри! Вот страданье мое –
Ведь – орел плененный моя душа,
ведь я раб Твой, мне отпущенья нет,
век живу я – волей Твоей дыша.
[סערת לילה [אֲנִי הָאִישׁ אֲשֶׁר שִׁנֵּס אֲזוֹרוֹ...
Тот я, кто меч нацепив на бедро,
в рог протрубил, что принял зарок –
он не из тех, кто с пути своего
отвернет, малодушия не поборов,
ибо мудрость звездой путеводной избрал,
юн когда еще был и младобород,
что с того, что дел его выжег сад –
вор времен, жесточе всех воров.
И тогда б он выстоял, кабы дней,
дней ублюдки не заступили дорог,
что ведут и Зла и Добра,
к основанью, Разум, твоих даров.
Только помни: могилы не переступив,
сокровенных достигнуть нельзя миров.
Серебро лишь мысли блеснет впотьмах,
как заря приходит взыскать оброк.
Жив? – В погоню мысли встань в стременах,
день покуда топчется у ворот,
ибо дух мой – времени не слабей,
и пока в седле я – храню зарок!
Но всегда настигнет, с други, нас
в роковой наш час беспощадные рок.
В эту ночь невинна небес ладонь,
Ясный луч луны навестил мой кров,
пробудил от снов и повел вперед
по дороге, выстланной серебром,
и зa свет его я болел, как тот
патриарх, чей первенец нездоров.
Тотчас ветр двинул армады туч –
На луну навел парусов их рой,
застил лунный свет, скрыл дождем косым,
пеленою лег, как на лик покров,
точно месяц этот уже мертвец,
облака – могила, могильный ров:
Бен-Беор, тучи плачут над телом твоим –
Так Арам рыдал, ибо мертв пророк.
Полночь вышла в латах чугунной тьмы –
но молниеносно пробита бронь!
И кривлялись молнии в высоте –
над бессильем тьмы издевался гром –
нетопырь летит так крыла воздев –
мышь летучая – тьму гоня ворон.
В кулаке Господнем моя душа –
положил свободе Господь порог,
дух мой взял в железа – пускай в ночи
пробудится дух, как в плену герой,
чтоб не звал, о други, я лунный свет,
что пожрал затменья бездонный рот,
или свет ревнуя к душе моей,
мрак – свет лунный спрятал под свой покров,
чтоб я в новолунье не ликовал,
как от ласки царской – холопский сброд!
Ты в поход, вояка – так в прах копье.
Ты в побег – паденья тебе урок.
Хоть в Сиянья Храме от своры бед
попроси приюта – настигнет рок.
[בצאת המשורר מסרגוסה [נִחַר בְּקָרְאִי גְרוֹנִי...
Язык к гортани прилип – ни
звука горлу – хрипы одни,
и – сердцекруженье – то боль
и горе зажали в клешни,
к очам моим поднялись
и стали бессонны они.
Так доколь уповать? Доколь
полыхать вам, гнева огни?
кому излиться, кому
рассказать, как несносны дни!
к кому припаду: утешь!
руку помощи протяни.
Сердце выплеснул перед ним
я б – а боль расплесни
да и отойдет душа
от горестей чертовни.
Утешь! Рев души моей
не тише штормов грызни!
Что сердце? – размякнет лал,
в мой стыд его окуни.
По-твоему, жив я? – живя
средь быдла такого, что ни
в жизнь – правую не отличат
от левой своей пятерни?
Издох я? В пустыне? Каб! –
мой дом – яма, в нем хорони
того, кто юн, нищ, одинок,
без друга, да и без родни!
(пожалуй, что Разум один –
кому прихожусь я сродни…)
Я слезы мешаю и кровь
с вином, – горше нет стряпни.
Друг, жажду тебя! Но – глотком
предсмертным – утешат ли дни,
иль с грезой меня развела
рать ангелов в блеске брони!
Здесь всем я чужак, я живу
средь страусов, средь болтовни
жулья – я, чье сердце подстать
мудрейшим, я – и они!
Один – дуб. Злой аспид – второй:
на, яду, мол, на, облизни;
а третий – с честняги лицом –
агнец – влечет в западни.
Народ… чьих старейшин к стадам
и псами-то взять не рискни! –
чьи морды пока не раскрась –
и не покраснеют они.
Гиганты – кто ж им по плечу,
гигантам… мушиной возни!
…Я притчу им – греком тотчас
ославят: «ты, мол, без фигни,
без зауми, бля, языком
чевой нам народным загни!»
Да я вас!.. О, мой язык,
трезубый мой, в дых их пырни!
Тетери! Вам колокол мой
не звонче набата мотни!
По мерке ль вам? Ну-ка, напяль
ярмо мое – и потяни!
Что пасть разеваете? – дождь
от туч моих – на-кось, глотни!
От мира, что облаком я
над миром пронес – на, дохни!
Нам с Разумом горе с таким
соседушкой! Через плетни
за богопознанье меня
зовут чернокнижником. Пни.
С того-то и вою. Я сплю
во вретище, без простыни,
гнусь, словно тростник, пощусь
вторые и пятые дни.
Чего ж еще ждать от судьбы?
на что опереться рискни? –
Назад безутешный свой взор
Из целой вселенной верни.
Власть Смерти с призывом Земли –
что будет сильнее? – сравни.
Прельстись только Явью – и
в себе же себя похорони –
заплатишь главой не за грех –
за искус! За мысли одни!
Душе омерзительна Явь.
Явь душу почтит если – ни!
мой гений! Призывы ее,
и чары ее – отстрани,
звездáм откажи, позовут
когда: в гости, мол, заверни…
Нет! Если уж жéрнов Земли
напялен – его и тяни!
Что в этом миру мне, когда
дух слепо не пёрли б ступни!
Умру – и с Душою сольюсь,
ликуя, в престола тени;
мне ль плоти не презирать
за бренность покровов – взгляни:
как весел я в дни беды,
как плачу в победы дни;
и лишь отпадут когда
плоти моей ремни –
узнáю: за стоном – покой,
за гладом – тучные дни!
Но жив я пока – молю
как дед мой Шломó: «осени,
Проникающей Бездны, – дай
Разум мне и познанье – они
Лишь и есть цена бытия
моегó – лишь одни!»
***
[החוכמה האלוהית [נֶפֶשׁ אֲשֶׁר עָלוּ שְׁאוֹנֶיהָ...
«Шторм души твоей! По ветру грохоты эха
дум твоих отослать? – иль душа человека
прошумит да погаснет – лишь жертвенный дым
будет к небу всходить до скончания века!
Или ты – вкруг Земли и светил колесо,
с дней Творенья досель не унявшее бега?
Океан ли сознанье твое, – где Земли
омывает опоры пучина без брега?
Но на что может сердце твое уповать,
если, глядя на Звезды, лишь киснешь от смеха!
Да очнись ты! вернись в разуменье – узри
великана – пигмеем, червём – человека.
Не гонись за химерою Разума – и
Явь постелит и ляжет с тобою, калека!»…
Состраданья к Душе моей, други, прошу.
Ее тяжкие муки несносны! А мне как
видеть: мужа разумного жаждет Душа –
как ей жажду унять из дырявого меха?
Даром я в поколеньях нашелся один –
истомленной Душе утешенье – из всех – а
если Явь, тварь земная, грешна предо мной –
плюнуть в рожу ей – только что сердцу утеха.
Коли Яви глаза проморгали мой свет,
так – видать – слепоты ей достанет с успехом!
Но раскается Явь – я прощу, может стать,
не попомню наутро греха и огреха.
Время! прочь! и не трогай Разумных Земли,
разверни Колесо – вспять, земная телега!
Время! может быть, хватит тебе корчевать
слепо от клещевины до кедра побега?!
Лучше мусор душонок по ветру развей –
легче камни носить, чем сносить пустобреха!
Оскопи недоумков, нудящих мне вслед:
«Где он, Разум? где те, кто верны ему?» Эка!
Будь не сукой Вселенная, разве она
подпустила к себе бы недочеловеков?!
Нет! беструдно бы тлели они – а вокруг –
скотских радостей кейф, бессознания нега.
И от Солнечных Дев наплодили б они
сонмы выблядков Тьмы и невежества века.
Вам судачить о Разуме? вам ли рядить?
вам – трухе, сердцевине гнилого ореха?
Если Мудрость смешна вам – то как же вы ей!
Разум вас удостоит поднятия века?!
Мне распахнута Мудрость – цель ваших потуг.
С дохлым сердцем неможно коснуться Ковчега!
Мне ль покинуть ее? Сам Господь осенил
мой Завет с ней. Кто Господу будет помеха?
Мудрость бросит меня? Мать не бросит дитя!
Я – склонения дней её смысл и утеха!
Я – алмаз в ожерелье на шее её –
в ожерелье бесценном возможна ль прореха!?
Как вы скажете ей: «драгоценность сорви –
обнажи свое горло на черни потеху!»
Мудрость – Сердцу блаженство, чьи чисты струи,
в чье теченье войти, как в прозрачную реку.
Можно ль Душу затмить мне, как солнце зимой
застилается тучами, полными снега?!
Всякий миг этой жизни я Душу веду
в ее Дом за завесой туманного млека –
Ведь Душа поклялась не утихнуть – пока
Суть Его непостижна уму человека!
[Вариант II]
Шторм души!.. Разве по ветру грохоты эха
дум твоих отослать?.. Иль Душа человека
отбушует и... гаснет – лишь жертвенный дым
будет к небу всходить до скончания века!
Иль ты сам – вкруг Земли и Светил – Колесо,
с Дня Творенья Кругов не унявшее бега?
А твой Ум – Океан, где опоры Земли
точат волны пучины, не знающей брега?
И ты ищешь для Сердца – Надежды?! А сам,
по гордыне, на звезды не смотришь без смеха!
Не безумствуй! Смотри! и увидишь – как есть:
великана – пигмеем, червем – человека!
Брось гоняться за призраком Разума – и
Явь постелит и ляжет с тобою, калека!»
Состраданья к Душе, ей – пощады прошу!
Эти муки душевные вынести мне как!?
Вижу: мужа разумного жаждет Душа –
как ей жажду унять из дырявого меха?
Даром – я в поколеньях нашелся один –
истомленной Душе в утешенье из всех..! А
если Явь – Тварь Земная, грешна предо мной –
плюнуть в рожу ей – малая сердцу утеха.
Если Яви глаза проморгали мой Свет,
так, видать – слепоты ей достанет с успехом!..
Впрочем, если раскается Явь – я прощу…
не попомню ей, темной, греха и огреха...
Время! Прочь! Руки прочь от Разумных Земли!
Поверни Колесо вспять, земная телега!
Время! хватит пропалывать нас! Сорняки
отличать не умея от кедра побега!
Время! лучше душонки по ветру развей –
легче ж камни носить, чем сносить пустобрехов!
Оскопи недоумков, скулящих мне вслед:
«где он, Разум?, где те, кто верны ему?» Эка!
Будь не сукой Вселенная, разве она
подпустила к себе бы недочеловеков?!..
Ведь, беструдно бы тлели они – а вокруг –
скотских прелестей кейф… бессознания нега...
и от Солнечных Дев наплодили б они
сонмы выблядков Тьмы и невежества века.
Вам судачить о Разуме, вам ли рядить?
Вам? – трухе! сердцевине гнилого ореха?!
Если Мудрость смешна вам – то как же вы – ей!
Разум вас удостоит поднятием века?!…
Мне распахнута Мудрость – цель ваших потуг!
С дохлым сердцем неможно коснуться Ковчега!
Мне ли Мудрость покинуть?.. Сам Бог осенил
с ней Завет мой... Кто Господу будет помеха?
Мудрость бросит меня?.. Мать не бросит дитя!
Я – склонения дней ее смысл и утеха!
Я брильянт в ожерелье на шее ее –
может быть, в ожерелье возможна прореха?!…
А?… Вы скажете ей: «драгоценностъ сорви –
обнажи свое горло на черни потеху!»?…
Мудрость – Сердцу блаженство, чьи чисты струи,
в чье теченье войти, как в прозрачную реку.
Можно ль Душу мне застить? – как солнце зимой
застилается тучами, полными снега?…
Всякий миг этой жизни я Душу веду
в ее Дом за завесой туманного млека.
Ведь Душа поклялась: не утихнуть – доколь
суть ЕГО непостижна уму человека!
נפש הנגופ] מְלִיצָתִי בְּדַאְגָתִי הֲדוּפָה...]
Трепетом только и дышит строфа –
и только печалью радость жива,
и в праздник сердца точат слезы свои
по дyшам, корчуемым как деревa.
«Друг! сыну ли десяти и шести
над собой поминaнья тянуть слова,
коли рденье отроческих ланит
и с маковым цветом сравнишь едва?»
Сердце – вот кто с младых ногтей
над Душой моею вершит права,
Честь и Разум под руку взяв свою,
а Душе на долю – алчбы лихва...
«Что ж яриться? на каждую из отрав
найдется целительная трава;
в слезах что прoку? к чему в беде
слезами политые рукава?»
А на что уповaть? Он не близок, день,
когда лопнет страданий моих бичева,
и Гильaда бальзам не вкусивши – умрет,
тот, с Душою не имущей Естества.
П. К.
П. К.
П. К.
П. К.
Подобный параллелизм и аннигилирование первоначальных смыслов наблюдаем и у литературных предтеч Гвироля, и – особенно – у средневековых поэтов последующих поколений (ср. «Балладу поэтического состязания в Блуа» Вийона).
Неоплатоническое мировоззрение автора «Источника жизни» – дух эпохи – явлено и в этом юношеском его стихотворении: душа подразделяется, соответственно понижающимся ступеням божественной эманации, на три уровня: на разумную, животную (здесь – «живую») и растительную. По-видимому, лишь животная душа (хотя возможно, что источником послужил 3-й стих 143-го псалма: «Ибо преследовал враг (т.е. – «я сам») душу мою, в землю втоптал живую мою, заключил меня во тьму, словно мертвого...») может быть «алчущей» – толкать на грех, за который платят жизнью, но избежать которого невозможно – ведь он – природа человека.
П. К.
На сайте опубликовано мемуарное эссе В. Тарасова «Ступенчатый Свет», посвященное А. Волохонскому, М. Генделеву, альманахам «Саламандра», творчеству автора и многому другому.