Разное

КОЛЬ СЛАВЕН

 

Собрание кратких сведений о славе земной, видах и родовых признаках славы
и способах и правилах ее разведения

 

Мне всегда хотелось возвышенно поразмышлять. Эдак, глядя на – какое ни попадя – поле. О доблестях поразмышлять, о подвигах, о славе. Но поскольку в поле зрения пока лезет то поле деятельности, то поле чудес, то о доблестях и подвигах я поразмышляю потом, устно, опираясь на косяк. Покуда ж, взяв себя в кулак, сконцентрируемся на славе.

Слава у людей бывает добрая (она же человеческая, и обычно – идет), дурная (она идти не может, и, как явствует из названия – ползет) и народная, т.е. всероссийская.

Говорят, иногда бывает и мировая, то бишь заграничная слава, но если она подлинная – то есть гремучая и чтоб вздымалась, то до России она не докатывается, а хило накативши – естественно из заграницы – у нас мельчает и дохлой пеной лишь достигает цели – то есть маргиналов, т.е. не тех, кто в гуще и толще народной, а тех, кто гущей и толщей выдавлен и стоит по краям гущи.

Таким манером она, мировая, освежает брызгами редких поклонников уже вовсе экзотических, эзотерических, вздорных жанров навроде оперного искусства – но отнюдь не поклонников согласного пения «калинки» Николаем Басковым она освежает. Коренным своим Басковым держава освежается изнутри.

Итак, первое правило славы. Слава – это когда тебя узнают. Знакомые узнают, незнакомые узнают и те узнают, с кем бы ты вообще не хотел познакомиться вручную. Для этого – слава должна быть телевизионная; береги ее, не давай с нею играть детям.

И не сметь мне тут путать славу с известностью!

Истинной всероссийской народной славой осеняем может быть – и исключительно – человек, показанный по телеку. В то время как мелкой мировой известностью пробавляется какой-нибудь завалящий гениальный математик. Чье лицо, на худой конец, может быть зазевано в ночной опочивальне ночного эфира Гордона…

Где оно, это мат. лицо? Где он, этот эфир? Хотя Гордон – вот он Гордон, держите его, Гордона! Он вновь – и он узнаваем.

Потеряв всенародную славу, о мой ученик, не ори об этом, ты все равно не в эфире – никто тебя не услышит. Кстати, возраст бывшей славы определяется не по зубам, а по кольцам. На спиле. Пня.

А тем временем зазубри: только рейтинговые передачи, только в рейтинговое время печатают славу. На челе.

Ибо сдается мне, что телевизор в России не смотрит только Номер Один, только Президент, который как-то и впрямь спросил у нетактичного теле-интервьюера: «А кто такой Березовский?». Видно, забыл. Запамятовал.

И удивительно, что ему, образно выражаясь, Первому Лицу государства, никто не подсказал. Из тех, кто из охраны. Из тех, кто смотрит. В смысле ТВ.

Отсюда второе правило славы. Когда тебя не узнают – это слава (см. предыдущий пример). Но то, что тебя вовремя не узнают, это не твоя, славный ты мой, заслуга, но игра волшебных электронов и дивных радиоволн. Отсюда и неси свою славу со скромностью и уважением к ее природе. Уважай закон Ома, правило буравчика и правило левой руки, чти Попова.

Но – слава! О – слава! «Что слава? – Яркая заплата…» К слову: Иосиф Бродский (покойник не успел в рейтинговое время должным образом раскрутиться на ТВ и вот на тебе – ушел в тень, и вот на тебе – практически не узнаваем), так вот, сварливый поэт как-то заметил, что, мол, абсолютный вкус нужен только портным…

Так вот, дети, запомните третье правило: абсолютный вкус и абсолютная слава – несовместимы. Это не правило природы, но местный такой, локальный, специальный родо-племенной российский закон (необязательный к исполнению за рубежами закона). Старинная, застарелая русская аксиоматика. Потому что носить славу со вкусом на Руси способны единицы, а напялить и в кино, и по магазинам, и в гости – алчут все. От нуля и до нуля.

Меж тем носить славу следует осторожно, с тактом и дорогого стоящей непринужденностью. Не сказать – грацией. Едва ль не врожденной.

То есть уметь надо то, чего мы не умеем – уметь.

Вот говорят – бриллианты идут всем. Вот говорят, слава украшает. Заблуждение, вздор, предрассудки!

Во-первых – идут не всем, например – Газманову.

Во-вторых, увидев караты на оттопыренном рабочем пальце кавалергарда нашего Дмитрия нашего Нагиева или, наоборот, на большом пальце ноги, например, у забубенного цыгана и прощелыги Эмира Кустурицы – про кого вы подумаете, что бриллиант краденый?!

Недорогая слава неидеально сидит на боках, как жакетик с распродажи, морщит в паху, как корсет из магазина готового платья, как шазюбль с вещевого рынка – неосновательная бывает слава! Эта – которая только спереди, как перевязь Портоса.

Надевать такую, с вещевого рынка славу на люди следует с жесточайшей самодисциплиной, подобно бронежилету со спинкой из веселенького ситца и – по горячности, по молодости лет и веселости нрава. И ни за какие коврижки не поворачиваться веселенькой спинкой к недругам.

На практике доказано, что в таких случаях следует, и очень полезно – стоять спина к спине, как Борщевский с Розенбаумом на вечере славы Девушки в Розовой Кофточке.

Но даже отменная, зрелая, величиной с субботний экран слава требует, если не, прости Господи, меткого вкуса, то хоть стиля, личного, как дактилоскопия.

Такая слава не может выйти на люди не при усах, как Дали, или не при хрипотце и ларечной щетинке, как Михаил Леонтьев, не при боксерских трусах, как старик Хэм, или не хамя армянам, как старик Филипп Бедросович. Просто хоть на люди не выходи вне славного имиджа, или без имиджа всероссийской славы!

Ах, не знает, хоть и академик – законов русской славы, сам многославный наш, сам всесоюзной, довоенной еще работы, сам узнаваемый еще Владимир Познер. Сам – высказавшись в том смысле, что если каждый божий день по ТВ в одно и то же время показывать лошадиный зад, то народ (академик имел в виду, конечно, электорат – лишь такой бывает в РФ народ) начнет узнавать в лицо сей зад, но задницей зад быть не перестанет.

Еще как перестанет! И – скоро зад получит передачу на правильном канале и в правильное время. Или, на худой конец, по полному косноязычию доверят ему вести «угадайку». С изяществом чтоб. Чтоб вскользь и по касательной падежных окончаний, но зажигало. Чтоб!

Отсюда – четвертое правило: слава практически не пахнет. Своя слава.

Слава, а слава бывает только узнаваема в фас – всегда эротична.

В профиль.

Вообще Эротика и Слава – они просто как тяжесть и нежность. Просто как сестры какие-то, просто как Ханга и Ищеева, не разлей. Или разлей, но на двоих. И посмотри что останется. В остатке.

В остатке – пятое правило славы. Копи сексуальность для максимально эффектного и эффективного выброса ее в эфир. Для чего придуманы известные практики: система Доренко, тантра-йога. И еще: подлинная слава не блестит. Она топырится.

Мой закадычный друг Лева, профессор, доктор Лев Моисеевич Щ., петербуржская (как бы это сопрягсти – родовые окончания – звезда?) шоумен – по специальности. Он, врач-сексопатолог, вел ночной эфир, и вел по специальности – в жанре сексопатологии.

Узнаваем доктор Щ. в СПб. настолько, что его прямо просили при мне прямо расписаться на паспорте прямо, в метро прямо, две юные девы. Девы долго хихикали, перепихивались локтями, рыли косметички, судорожно копаясь в рассыпающихся помадах, роняли контрацептивы, «колеса» и прочие орудия производства, покуда барышни наши не вспомнили, что им до паспортного возраста еще года по два ждать.

Расписался мой друг у одной в школьном дневнике, а у второй на пачке чего-то интимненького. Слава? Слава! Народная? А то! А все потому, что секс! А будь доктор просто, скажем, патологом, доверили бы мы ему телеэкран? Расписывался бы он у нас в метрополитене? Фигня-вопрос!

Посмотрите, как играет представительскими плечами, как хлопочет простым исполнительским лицом, как блестит судебными глазищами и низводит ревизионные ресницы долу любой, куда ни плюнь, министр, хотя бы и путей народного воплощения, попав на голубой наш экран! Отдаться ж мало. Он – министр и, как министр, он обязательно должен излить флюиды обаяния в эфир. И с завидным аппетитом обязан есть на завтрак (завтрак с Соловьевым) полезные афродизиаки, и просто должен ненатужно источать на телевизионном бенефисе Земфиры должные министерские феромоны.

Что может быть сексуальнее Глеба Павловского, прямо-таки дающего интервью?

А что творится со священнослужителями? Эк их колбасит! Как они, отцы наши и пастыри, кокетничают с телепаствой, эти ТВ-диаконы, шоу-муллы, эфирные раввины – между прочим, мрачные в быту дядьки?

Как главный воевода, чего-нибудь истребитель-и-торпедоносец, как он дает глазу в экран и с энтузиазмом интересничает с сонным, уже давно обожравшимся подножной славой ведущим! Как он притворяется салагой-новобранцем, пытается растормошить деда, завести в хорошем, игровом смысле слова. Ну чем не заводная Хакамада?

Как серьезный банкир пиарит свой изгиб ресниц и белые плеча свои, особливо в крупном плане, и как томно откидывается он, богатый и опытный в наездах, при отъездах камеры.

Что это, если не брачные танцы? Что это, как не призыв к петтингу?

Секс делает телезвезду телезвездой, даже когда он плохо определяем или на корню не поддается самоидентификации. Как в случае с родовыми окончаниями подлежащих.

Отсюда шестое правило: слава не имеет пола.

Телезвезда и телешоумен бывают только одного пола, который привлекателен для – по преимуществу, телезрительниц. Обоего пола. Которые – прелесть-какие-умницы.

И, наконец, правило седьмое: чужая слава отнюдь не дура. Она идиотка. Но хочешь, дурачок, она будет твоей?

Ох, не стоит, господа курсанты, преувеличивать интеллектуальную прихотливость аудитории. Здоровая телезрительская масса, то есть гуща, коли ее тестировать прям на автобусной остановке (где она живет), на предмет загадать цветок-поэт-некрупную цифру – так вот, гуща обязательно ответит на целевое раздражение целевой реакцией: роза-пушкин-семь. Отсюда вывод – спрашивать следует прямо под яблочко: «Ваша любимая роза, пушкин и семерка. Назовите их».

На этой методике удачно строятся научные опросы, целя под яблочко общественного мнения: путин-волочкова-петросян (политик-балерина-обхохочешься) или:

худ. произведение – «Бригада»;

писатель – видимо, Сорокин;

любимый артист – Саня Белов;

любимое искусство – долгоиграющее кино по телеку (сериал);

причинное место славы – ТВ!

Как сказал мне Макаревич, прогуливаясь по Старому Городу Иерусалима: «Слава – это когда тебя узнают в храме Гроба Господня».

И верно – это раньше, на зорьке человечества, прежде включения «Доброе утро, страна» можно было при свече написать «Марсельезу», «Вертера» или «Ночной дозор» (который масло, холст).

А наутро проснуться знаменитым.

Нынче надо, чтобы «Марсельезу» озвучила «Виа Гра», «Вертера», наконец, прочитал-таки Максим Галкин голосом Радзинского, а «Ночной Дозор», в натуре, отлил Церетели, поставил на Лубянской площади Лужков, а снял Первый канал. Все в удачное эфирное время.

И – проснуться знаменитым.

 

 


Ок. 2004. Из архива М. Генделева. Публикация не установлена. 

 

 

Система Orphus