О литературе

 

Контакт или конфликт
(Нечто вроде отчета)

 

23 февраля. Первый в истории симпозиум по проблематике русскоязычной литературы Израиля. Первый день слушанья докладов и полемики. 12 докладов по различ­ным аспектам проблемы существования литературы на русском языке в стране…

Зал «Фишер» в Мишкенот-Шаананим еще никогда не выдерживал такого наплыва публики: кресел не хватало; в плотно набитом поме­щении – стояли, сидели на подоконниках, толпились у стен. Темп, предложенный организаторами симпозиума и принятый докладчи­ками, необходимость уложить сложнейший материал в 7 минут – таков был жестко соблюдаемый регламент выступлений – потребовали черзвычайной собранности и повышенного внимания аудитории.

И то и другое наличествовало в избытке. Подобного напряжения интеллектуальных страстей, градуса накала гуманитарной мысли – при ярком разнообразии отчетли­вых позиций, при отточенности формулировок – в «русском» Израиле, пожалуй, еще не наблюдалось. Рамки газетной колонки не позво­ляют даже конспективно отобразить весь спектр предложенных мнений – разбору каждого положения и даже простому изложению тезисов выступавших следует посвятить отдельные рабо­ты (статья по результатам симпозиума будет напечатана в следующем номере газеты «Время», а избранные материалы опубликованы в журнале «22»).

Программа второго дня симпозиума «Контакт или конфликт?»:

 

1-й час (ведет М. Генделев):

1. А. Этерман. «Антропология русскоязычной литературы».

2. Д-р Е. Толстая. «Русская и русскоязычная литература в России».

3. Д-р А. Добрович. «Возможные психологические аспекты противо­стояния литераторов алии-70 и алии-90».

4. Д-р И. Розовский. «Русскоязычная литература как психологическая реабилитация».

5. 3. Бар-Селла. «От Лишнего человека до Настоящего человека».

 

2-й час (ведет д-р Е. Толстая):

 

6. Д-р М. Вайскопф. «Образ еврея в советской еврейской и русскоязычной литературе».

7. М. Генделев. «Язык и литература субкультуры».

8. М. Галесник. «Сионизм как источник трагического конфликта в драматургии».

9. И. Зунделевич. «Проблема причастности и израильская музыка».

10. Д-р В. Орел. Доклад по итогам симпозиума.

 

Круглый стол с участием до­кладчиков (по 22 докладам) и аудитории (ведут Р. Нудельман и Л. Герштейн).

 

2-й заключительный день сим­позиума – 1 марта, в воскресенье, зал «Фишер» в Мишкенот-Шаананим. Начало в 19.00.

 

 

***

 

Нечто вроде отчета

 

 

23 февраля в Мишкенот-Шаананим прошел первый день двухдневного симпозиума пo проблематике литературы на русском языке, созданной в Израиле. Почему такая осторожность в формулировке? Почему бы не написать прямо: «русская литература Израиля» или «русскоязычная литера­тура Израиля» или просто – «русская литература»?.. А собственно, именно этой проблеме – проблеме самоидентификации литераторов и выявлению дефиниций самоопре­деления и определения «извне» – посвящена была львиная доля прочитанных докладов, и именно эта проблематика – насущная, назревшая необходимость разобраться в том, что составляет и из чего состоит эта самая пресловутая литера­тура израильской русскоговорящей общины, привела в Мишкенот столько интеллектуалов, профессионалов и просто публики. Значит – проблема стоит остро, и дебаты – отнюдь не пусты.

Никакие статьи газетного объема даже тезисно не могут воспроизвести весь спектр мнений, изложенных и докладчи­ками, и участниками живой полемики на симпозиуме в Иерусалимском литературном клубе (материалы будут опубликованы в «22»).

Первым выступал д-р Р. Нудельман, редактор «22»: «Со­циология литературного процесса в русскоязычном Изра­иле». Он посвятил свое выступление описанию феномена русскоязычной литературы в развитии – от периода зарож­дения этого явления в начале алии-70 до наших дней. В частности, Нудельман проследил и отметил социальные привязки различных идеологических установок литераторов и литературных направлений, уровень и характер «ангажи­рованности» литературных групп, рассмотрел игру идей, лежащих в основе творческого и социального поведения писателей, пишущих по-русски. Материал, поданный Нудельманом, был подчеркнуто обьективизирован, не носил отпечатка личностных оценок. Этот сдержанный, проду­манный и изящно выстроенный доклад – первая работа та­кого рода.

Выступает д-р Е. Толстая. Блестящая, лапидарная, сти­листически безупречная и остроумная речь Толстой – «Очерк описания поэтики русскоязычной прозы». Толстая жестко и нелицеприятно охарактеризовала обобщенные ва­рианты стиля, героя, языка, словаря; тематику и сюжетику беллетристики. Извлеченные на поверхность и демонстративно являемые закономерности и общие места в прозе русскоязычников подтвердили тот, требующий, как выясни­лось, теоретических доказательств факт, что наша литература может быть описана как явление именно лите­ратуры, а не собрание текстов или географически объединенных, израильской пропиской сведенных авторов, сочи­нителей на русском языке… При всем том, что «воспаленная» речь Толстой (о, как неумолим был регламент докладов – 7 минут! и соблюдался беспрекословно!) сама по себе была отмечена «художественностью» и могла прохо­дить по жанру изящной словесности, ей в первую очередь была свойственна аналитическая, академическая устойчивость. Эта веселая филология на, прямо сказать, не очень веселые, серьезные темы сорвала аплодисменты.

Следующей выступала Е. Игнатова – известный в прошлом ленинградский русский, а ныне вот уже два года как иерусалимский (и по ее определению – русский) поэт. Говорила Игнатова слабым мерным голосом, высказывала вещи жесткие, если не жестокие. По Игнатовой: русскоязычная культура вообще и русскоязычная литература (а Игнатова, кажется, признает или, по крайней мере, не опровергает наличие этого феномена…) провинциальны – именно «дек­ларируя свою непровинциальность». Феномен характеризу­ется «идеологической заданностью», агрессивностью пози­ции неприятия безусловных (по Игнатовой) ценностей – мировой во вторую и русской в первую очередь – литератур, «ангажированностью» и вообще напоминает партпублицистику советских 30-х годов... Стереотипы поведения деяте­лей культуры подчинены идеологии… Разделение писателей по принципу их анти- и филосемитизма, по мнению Игнатовой, принятое в русскоязычной среде израильтян, настолько обедняет культуру, что грозит нам полупустыней духа... Что ж, тоже позиция.

Еще более определенно высказался гость симпозиума, московский прозаик и поэт Ю. Карабчиевский. В своей речи и последующей полемике он объяснил русскоязычным писателям, что никакой их литературы нет, потому что, во-первых, они – литераторы – пишут по-русски и тем обрече­ны в стране иврита, так как Вечность не осеняет их сиюминутные сочинения – для Вечности требуются поколения жадночитаюших внуков, о которых должен думать демиург во время сочинения, а во-вторых, если «по-русски», значит – «литература русская» и нечего выпендриваться… Мнение, отметим, для гостя – смелое.

Д-р Вайскопф, глава филологического семинара ИЛК, за 7 минут своего доклада «Русскоязычная и русская литера­тура» сумел высказать много и резко по существу. Вообще вескость изложенного и изложения напоминала артстрельбу по квадратам крепостным калибром анализа и понимания лит. процесса в стране. Оглядев пейзаж после битвы: в нашей литературе демонстративно успешно осуществляются те жанры, в которых заявлены и явлены надличностные авторские позиции – эпос и эссеистика. В лирике д-р Вайскопф особых удач не отметил, для лирики, вероятно, требуется среднечерноземный грибной дождик и ой, ханд­ра… По Вайскопфу литература (русскоязычная) есть, по крайней мере, в персональных проявлениях – и литература непростая, и немелкая…Докладу внимали в тишине гробо­вой. Аплодировали.

Очень интересен был доклад д-ра Д. Сливняка, доклад, отмеченный прежде всего глубиной обобщений: он говорил о параллелях развития (и становления) ивритской литера­туры и русскоязычной литературы и нашел в них много об­щего и с точки зрения культурологии, и с точки зрения со­циологии. Например, Сливняк изложил оригинальную теорию, объясняющую непереход современных авторов из России на иврит... Выводы Сливняка по поводу перспектив развития русскоязычной лит-ры отнюдь не пессимистичны. А качество наблюдений и анализ ситуации точны, безукоризненны.

Второй час слушаний. Докладов такого уровня, как выс­тупления Нудельмана, Толстой, Вайскопфа, Сливняка во втором отделении, пожалуй, не было. Хотя анализ ситуации в русскоязычной публицистике и журналистике, проведен­ный А. Носиком и был достаточно серьезен. Несколько раз­рядил интеллектуальное напряжение М. Галесник: не сумевшая по техническим причинам прибыть с докладом, парным докладу Носика, Н. Гутина поручила Галеснику прочесть тезисы своего выступления. Тезисы Галесник забыл дома, но выучил (по его словам) наизусть (тезисов было два). Тем менее, Галесник речь Гутиной произнес. В публике почему-то смеялись. Очень интересно и эмоци­онально выступил д-р Е. Штейнер. Из его выступления следовало, что а) его (д-ра Штейнера) отвлекли от преподавательской деятельности, и б) что все мы чрезвычайно э..э... провинциальны. Мысль свежая. В заключение д-р Штейнер неожиданно внятно произнес: «Дикси!» Что он хотел этим сказать?

Содержателен, по крайней мере, фактологией – был доклад И. Малера о торговле русскими книгами в стране. Скверно покупают книги… Вероятно, нет денег… Зато отлично открываются новые магазины.

Поэты А. Бараш (2 года в Израиле) и А. Верник (14 лет в Израиле) говорили по делу, коротко и внятно. Верник описал этапы психологической и творческой «адаптации» – превращение русского поэта в поэта израильского – сделано это было серьезно и остроумно. Вообще же, психология творчества – тема особая. А. Бараш говорил о жанровых и стилистических оппозициях в современной поэзии России и Израиля, коснулся также поэтики и тематики современного стиха. Для обоих поэтов русскоязычная литература – дан­ность, и в апологиях не нуждается…

Третий час. Дискуссию вела Л. Герштейн. Вела неожи­данно сдержанно. Выступали в основном почему-то поэты (строг был регламент: 1-3 минуты): Б. Камянов, Д. Кудряв­цев, К. Капович, И. Губерман, одну (вполне корректную) фразу произнес М. Генделев. Говорил проф. В. Орел. По одной минуте на ответ было выделено докладчикам.

Второму дню симпозиума (10 докладов и «круглый стол») и некоторому подведению итогов будет посвящена отдельная статья. Игорь Губерман, выступая в полемике, сказал, между прочим, что ему очень понравилось 1-ое более «профессионально-филологическое» отделение симпозиума, ибо он, профессиональный литератор, «чувствовал себя как живая лиса в руках оценщиков меха на пушном аукционе…»

 

 

***

 

(День второй и последний)

 

 

Второй день или, точнее, вечер симпозиума ИЛК «Контакт или конфликт?» о проблемах русскоязычной литературы в Израиле разительно отличался от первого дня слушания докладов («Нечто вроде отчета», «Время» от 3.03.92)... Казалось бы и докладчики были не менее авторитетны, и темы заявленных проблем освещались не менее резко и отчетливо. Изменился тон. Тон изложения, тон подачи материала, тон полемики. Как справедливо заметил на исходе симпозиума, уже за «круглым столом», когда участники собрания резюмировали свои и чужие высказывания, А. Носик: «Если бы доклад А. Этермана (открывший второй день слушаний) был прочитан первым в первый день с костями бы съели б Этермана в соусе Карабчиевского...»

А действительно, что сказал А. Этерман в своем кратком, в рамках семиминутного регламента, докладе-заявлении? Всего-то навсего что нет у нас никакой литературы, потому что нет соответственной иерархии русскоязычной общины страны, то есть не сложилось «русское» общество» Израиля в соответствующую социальную пирамиду, на ярусах которой найдется место русскоязычному писателю и соответственно русскоязычной культуре. Все это, присовокупив несколько сопутствующих положений, произнес Этерман голосом ласковым, с тихой блуждающей улыбкой в лицо аудитории, значительную часть которой составляли эти отсутствующие в мире физическом литераторы.

Кажется, тут, в этом месте и выкрикнул с места из-за колонны хулиганствующий (2 книги за плечами) лирический тридцатисемилетний поэт Володя Тарасов (начавший писать не публиковаться, а именно писать на Святой Земле): «Смотрите на меня! Меня нет!!!»

И все-таки стиль слалома симпозиума изменился. На некоторые, наиболее пикантные тезисы зал (а он был набит битком, как и в первый день слушаний) уже не отвечал тяжелым гудом, глаза лично или группово задетых гуманитариев не наливались зеленым, желтым и багровым. Аудитория пообтерлась, страсти поутихли, атмосфера разрядилась, дискуссия приобрела более деловой характер. Со своим вторым в рамках симпозиума докладом (первый «Поэтика русскоязычной прозы» в первый день симпозиума представлялся одним из самых впечатляющих и глубоких) выступила д-р Е. Толстая: «Русская и русскоязычная литература России». Толстая дала краткое описание генезиса того явления, которое нынешние «паломники» русские националисты называют «русскоязычной литературой», противопоставляя ей соответственно подлинную «почвенническую, кондовую, расейскую»...

Затем выступили два специалиста по, так сказать, высшей мозговой деятельности психолог и психиатр (и оба, кстати, поэты... бывает же такая игра природы!..) И. Розовский («Русскоязычная литература как способ психологической защиты») и А. Добрович («Некоторые аспекты психологического противостояния литераторов алии-70 и алии-90»).

Розовский полагает, что само представление о существовании русскоязычной литературы не более чем некая психологическая компенсация, самооправдание существования литераторов алии-70, и, соответственно, сам феномен литературы иллюзия, данная нам в ощущениях. То есть тексты есть, но сами они ощущения...

А. Добрович не пошел дальше. Предположив, что обе литературы существуют (но обе они русские), Добрович детализировал социопсихологические установки двух волн алии, не без остроумия продемонстрировал поляризацию их позиций и с обезоруживающей искренностью объяснил свое, персональное сочувствие установке писателей алии-90. Во-первых, потому, что эта волна писателей прибыла (куда прибыла опустим) из более свободного демократического общества, и, таким образом, она, эта группа, более демократична и толерантна, а во-вторых, потому, что «в ожесточенном споре неправ тот, кто умнее». С чем можно согласиться...

Д-р М. Вайскопф проследил генезис и метаморфозы образа еврея в традиции русской, советской и сегодняшней, русскоязычной, литературы. Как и все, что высказывалось Михаилом Вайскопфом, это было аргументировано с должной основательностью и подано кратко, афористично и весомо. К сожалению всех присутствующих, и тема и разработка не умещались в трещащий по швам регламент.

Далее докладывал я «Литература субкультуры и язык». Михаил Генделев, притворяясь объективным, попытался логически и исторически доказать независимость некоторых форм современной литературы от национального языка. Для этого ему понадобилось определить русскоязычную литературу как литературу субкультуры русскоязычной общины, а не культуры коренной (ивритской), указать на отсутствие в ней еврейских корней (что отличает ее от израильской культуры в целом) и присутствие в ней русско-советских корней, что свидетельствует о параллельном, независимом от ивритской культуры характере этого израильского феномена. Генделев был умеренно резок и употреблял много иностранных слов. Выслушан он был довольно доброжелательно. Однако, как показала дальнейшая полемика, понят был не очень чтобы... В заключение поэт Михаил Генделев призвал присутствующих не поощрять в своих творческих порывах галутных тенденций и не превращать русскоязычную литературу в литературу русской культурной диаспоры.

С чрезвычайным подъемом был встречен аудиторией И. Зунделевич. В своем докладе-эссе он попробовал дать ответ на вопрос, почему гигантская сефардская алия не развела в Израиле плантаций арабоязычной журналистики и арабоязычной литературы, почему «22» не выходит по-мароккански... А потому (по Зунделевичу), что весь творческий пыл сефардской алии пошел на создание музыкально-песенно-кассетной культуры «Таханы мерказит», что исторично и объективно: сидя на дромадере, книжку Достоевского не прочтешь, а напевать можно запросто...

Следствием положений Зунделевича было предложение Ларисы Герштейн продавать творчество поэта Верника в кассетах с авторским напеванием под крики «Баал ха-баит хиштагеа!» («Хозяин лавки спятил!»). Ажиотаж вокруг тезисов И. Зунделевича был велик, предложения встречены аудиторией чрезвычайно доброжелательно.

А вот доклад Марка Галесника «Сионизм как источник трагического конфликта в драматургии» почему-то сопровождался смехом, смешками и смешочками, хотя ничего юмористического ни в теме, ни в интерпретации Галесником современного сионизма и внешне- и внутриполитического положения Израиля предложенных в качестве поводов к созданию подлинно античной трагедии не было! Не было ничего смешного. Галесник обнаружил в сионизме все необходимые атрибуты трагедии: конфликт, рок, пафос, хор, катарсис. Много смеялись.

С заключительным словом по итогам симпозиума выступал проф. В. Орел. Он отделил сиюминутные плевела от немногих академических зерен, отметил общий доброжелательный настрой симпозиума, пожурил писателей Ю. Карабчиевского и Е. Игнатову, не желая никого обидеть лично, отметил сообщения Е. Штайнера о провинциализме русскоязычной культурной ситуации, заметил, что русскоязычная литература Израиля является в той же мере израильской, в какой узбекская литература СССР советской, и поблагодарил за внимание. Но несколько преждевременно, потому что после перерыва разгорелась довольно неяркая полемика. На «круглом столе» симпозиума всем докладчикам (а докладов за два дня симпозиума прочтено 21!) было дано по 3 минуты, а голосам из публики по одной. И публика высказалась. Например, в лице юного поэта Д. Кудрявцева, предложившего рассматривать русскоязычную литературу Израиля как нормальный следующий этап развития литературы Израиля: поколение Бренера, поколение Шленского, поколение Пена, поколение Бен-Амоца, поколение Й. Волах, поколение Генделева и, соответственно, поколение Д. Кудрявцева... Интересная мысль...

Говорили хорошо и дельно. Все присутствующие сошлись на том, что темы симпозиума еще требуют серьезного разговора... На том и закончился 1-й симпозиум по русскоязычной литературе Израиля. Свои же персональные соображения по поводу итогов симпозиума я надеюсь высказать в отдельной статье. А материалы симпозиума будут опубликованы в «22».

Следующее собрание ИЛК 8 марта! В гостях у Иерусалимского литературного клуба израильский женский журнал «Портрет». Собрание состоится в зале «Фишер», Мишкенот Шаананим, возле мельницы Монтефиори, в 20 часов. Вход свободный.

 

 


Время (Тель-Авив). 1992. 28 февраля, 3 марта, 6 марта.

 

 

Система Orphus