Михаил Генделев

Стиль Сталина

 

 

В прошлое воскресенье в иерусалимском литературном клубе слушали: «Стиль Сталина или “Голод в области людей”». Доклад д-ра Михаила Вайскопфа, руководителя филологического семинара ИЛК. Сильное впечатление. Особенно, если учесть, что речь идет о текстологической работе. Вполне академической по содержанию. И очень изящной по форме изложения. И весьма убедительно проиллюстрированной.

Если попытаться за 5 минут пересказать содержание часового доклада, то суть его сводится к следующему: стиль – это человек. Тов. Сталин – это стиль.

Что же продемонстрировал нам Вайскопф на демонстрационном материале Полного собрания сочинений Иосифа Виссарионовича? Как лепился образ Сталина. На бронзе – дактилоскопия, жирных пальцев отпечатки.

Рассортировав их по хронологии: тов. Сталин – первый среди равных, тов. Сталин – самый верный среди первых, тов. Сталин – самый. И единственный.

Стадия первая. Ленин – божество. Сталин его апостол. Но самый верный ученик. (Следует ряд текстологических подтверждений.) Борьба с ересями. Не ради себя, ради чистоты духа.

Стадия вторая. Апостол становится верховным жрецом. Жрец – гонитель лжепророков. (Следует ряд текстологических подтверждений.)

Стадия третья. Присвоение демиургических функций – Отец народов.

М. Вайскопф обозначил влияние на стилистику речи (и поступков!) тов. И. В. Сталина православной семинарской традиции (катехизис, пастырские послания, семинаристское диспутантство). Пресловутая ясность стиля Сталина на поверку оказывается псевдологистикой. Формулы оказываются метафорами. Автор представляется идеалистом, не только знающим, но верящим в «слов набат», в «идеи, овладевшие массами». Сталин теологизирует Слово.

Но Сталин и нечеловек. У тов. Сталина нет детства, юности. У него есть служение. И даже слабости – «самокритикой тов. Сталина вскрытые недостатки тов. Сталина (например, излишняя мягкость и недостаточная бдительность)» – работают на функцию.

Самый страшный деспот в истории понимал, что делал. И не совершал лишних движений. Слово товарища Сталина служило Делу.

Показательно, как последовательно Сталин расчищал стилистическое пространство для абсолютной канонизации Ленина. Отделяя Ульянова, которого хорошо знали соратники, от Великого Ленина, у которого не может быть знакомых. Чтобы стать самому с мечом у пьедестала.

Виртуозно эксплуатируя слова, избавлялся Сталин от соратников, ибо глубинно чуял истину во лжи изреченной ими и самим собой. Но ему это было позволительно и не дозволено иным. Отсюда и яростный, почти кровный интерес к языкознанию.

Поразительно, как пользовался словом Иосиф Виссарионович, очищаясь от прошлого, как бесстрашен он был в обращении с прошлым! Когда уже сам стал «Сталин – это Ленин сегодня».

Невероятно, но едва ли не самое выразительное место доклада – это фрагмент о юморе Сталина. А он у него был. Жесткий, неожиданный, практический, замкнутый, почти чевенгуровский, и, как это ни странно (но вполне возможно), нарочитый. И, как правило, тщательно скрываемый.

Предметом приложения филологического аппарата стала история. Например, Сталин цитировал Чуковского. Результат на лицо. Рябое, грязно-рыжеусое. Таракан, цитирующий Чуковского. Как живой.

Эпоха за нами – отступать практически некуда.

 

 

---