ИГРЫ ВЗРОСЛЫХ ЛЮДЕЙ

ИГРЫ ВЗРОСЛЫХ ЛЮДЕЙ

БИЛЬЯРД

 

             Узок зрак устремленный на
             а наоборот
             широк
             и точка зренья как есть нужна
             в игре костяных шаров

М. Генделев, «Бильярд
в Яффо» (1990 г.)

 

                                                                                     Оттяжка – удар вниз шара, после которого шар,
                                                                                     прокатившись в
перед и ударившись о другой,
                                                                                     пойдет обратно.

 

«Словарь бильярдиста»
(Москва, 1996 г.)

 

 

Вся жизнь – игра, говорили древние философы другим древ­ним философам. Во всяком случае, Платон утверждал, что жить надо играя. Я всю жизнь следовал заветам мудреца Платона, и ни в коем случае не поддавался на искус следовать контраргумента­ции Аристотеля о том, что, видишь ли, невозможно «растворить жизнь в игре» (Аристотель, «Политика») или этого недоумка Цице­рона, который в своем фельетоне «Об обязанностях» что-то про­вякал о необходимости строгого разграничения «серьезного» и «иг­рового».

А от старокитайской философской идеи, что, мол, идеальная идея игры положена в основу концепции «неделанья» («Хань Фэй-цзы», Чжуан-цзы, «Речи царств») – я вообще не отвлекался.

То есть меня восхищали как возможности игры, так и воз­можности неделания. Вот и Кант с Гегелем, как какие-то второ­годники, утверждали, что «игра истории – это результат недоб­росовестного исполнения людьми предписанных ролей», в то время как Маркс и Энгельс сообщали, что «труд есть игра физических и интеллектуальных сил» – что особенно возмутительно.

Нет, мне ближе Коран: «Ведь ближайшая жизнь – только игра и забава». И отвратительно «ведь мы играем не из денег, а только б вечность проводить».

Все эти соображения навестили меня, когда в очередной раз, осматривая неописанное «Оцаа ле поаль» имущество, я на­шел на антресолях бильярдный шар! Долго вспоминал я, пригорю­нясь, с чего это в дому моем бильярдные шары? Если повернуться негде?

Денег, например, нет, а бильярдный шар есть. Телевизор, например, описали, а бильярдный шар – нет.

И вспомнил я, с чего это у меня в доме шары, вернее, шар.

Занесло меня, лет 10 назад, в Северо-Американские Соединен­ные Штаты. Проездом. Принимал участие я в эпохальном культур­ном действии под эгидой «джуиш коммюнити» – всеамериканском фестивале еврейской поэзии на русском языке.

Ну фестиваль, как фестиваль. Кто пел на гитаре «свое», кто исполнял вслух мало- (высоко-) художественное произведение в стихах, кто рассказывал о прекрасном. В кулуарах общались. В первый же день фестиваля я так наобщался с северо-американски­ми коллегами, что испытал острый приступ ностальгии: и по русскому языку (даже в его израильско-русской разговорной версии), и по своим израильским коллегам-стихотворцам (у нас в Израиле меньше о себе врут, по крайней мере, мне), и по тишине (у нас в Израиле с тишиной, по крайней мере, интеллектуальной, значительно лучше; качественнее у нас тишина – не взболтанная).

Как утверждалось, мне, литератору-приблуде, так сказать, не человеку «ин» – мне повезло. За свои художественные произ­ведения я был удостоен аж второй премии фестиваля! Мало того что второй, но еще и денежной. Вторая денежная премия фестива­ля – составляла 80$ США. Зелененьких, то есть. 80 (восемьдесят прописью) настоящих американских денег. (1-ая – вдвое больше, но ее огреб лидер местной литературной мафии, а о сумме треть­ей страшно подумать).

С горя я с группой своих поклонников отправился в мест­ный даунтаун, где с перепугу вдребезги обыграл какого-то об­долбанного негра в бильярд. (Я довольно посредственно играю в эту игру. Но страсти во мне бушуют, нервы как струны, воля собрана в кулак, рука тверда и верен глаз – и деньги были, на­конец, последние).

«Само слово бильярд (франц. billard, от bille – шар) означает игру с шарами и кием (деревянной палкой) на столе с бортами (который тоже называется бильярдом)». Далее энциклопе­дический сборник «Игры», откуда я бессовестно надрал цитаты, сообщает нам много интересного: например, о том, что родина бильярда Китай (я не понимаю! если всего родина – пороха, принципа ракетных двигателей, бумаги, мандарин, воздушных зме­ев и соевого соуса – Китай, то что же мы все время живем черт знает где, а не в Китае? Тем более, что именно в Китае, оказы­вается, изобрели бумажные деньги, которых очень не хватает всегда?!), что бедный Карл Девятый именно в Варфоломеевскую ночь играл на бильярде, когда раздался пресловутый звон коло­колов, и что Шекспир «уже знал о существовании этой игры: о ней говорят в Антонии и Клеопатре». Последние сведения, по­черпнутые из энциклопедического словаря, особенно любопытны.

Так что же? Итого я, честный, но бедный израильский русскоязычный стихотворец, прямо скажем, трудами неправедными заработал в Соединенных Штатах Америки совокупно – 160$ США, потому что именно на 80$ США я и обдул несчастного чернокоже­го.

Как оказался в кармане моего пиджака бильярдный шар с ро­ковой цифрой «9» («шесть»?) – вопрос особый, над этим вопросом я ломал голову в самолете, мучаясь похмелием американской сла­вы.

Но вот что любопытно: вопросом о том, почему же это я – профессиональный литератор и непрофессиональный бильярдист (как, скажем, знаменитые бильярдисты Маяковский, Асеев, Ката­ев...) должен так далеко ездить за второй премией в 80$ США?! – я задался только в 1997 году, в тоскливую февральскую вьюж­ную ночь.

Ну допустим, поднатужась, обдолбанного чернокожего парт­нера (тоже виртуоза бильярда) – я в какой-нибудь лузе игорного притона Израиля себе найду. Ну, положим, почетный второй приз в его денежном эквиваленте я заработаю нечестным трудом, написав эдак с десяток подобных этому эссеев! Ну скажем, поэти­ческий фестиваль безо всякого джуиш коммюнити у меня каждый день в мансарде, но!

Но, уважаемые дамы и господа! Не пора ли нам перейти к иг­рам серьезных и взрослых людей?

Не пора ли нашему с вами джуиш коммюнити на родине Пра­отцев, а прошу прощения, уважаемые господа старожилы (ватики) и новые репатрианты, новые «русские» репатрианты и «новые русские» в Израиле (а позвольте мне не вкладывать иронический смысл в последнее определение, а позвольте мне вложить в него тот смысл, коий следует – я говорю о «новой русской буржуа­зии») – здесь, повторяю, на родине наших Праотцев, а также на родине (в нашем вполне распространенном случае уже – наших де­тей, а у некоторых и взрослых наших детей) создать некоторые условия для распоясавшихся литераторов и бильярдистов?

Что-то мне не вспомнить о фактах попыток создания общест­венных и частных фондов поощрения изящной словесности на русском языке в этой стране за последние 10 лет... Не говоря о проведении фестивалей. Не говоря даже о движении общественной мысли меценатов в этом направлении... Не говоря о грантах и стипендиях для моих коллег... Мне что – мне хорошо, я-то свое отжил...

А потому мне-то что, мне хорошо, что в конце-то концов я еще до конца не прожил вторую премию американского фестиваля. И могу сыграть в бильярд! Тем более, что «400 лет на бильярде играли мазиком. Кий появился в начале XIX века». Вот именно.

Ах да, чуть не забыл, «бильярдные шары сначала были дере­вянными, затем их заменили шарами из слоновой кости, а после получения в 1960 году целлулоида их стали изготавливать из пластмассы».


ГОРОДКИ

 

 

«Самая популярная в России спортивная игра»! Так сооб­щает нам о городках «Кембриджская энциклопедия игр».

После этого сообщения (даю одну минуту на обдумывание) можно, конечно, закрыть «Кембриджскую энциклопедию игр», по­тому что, как известно, на соревнования по городкам билеты в Лужники спрашивают прямо в аэропорту Кеннеди.

Поэтому оставим на совести составителей всяких там заморских энциклопедий прочие сведения, почерпнутые, вероятно, у заплывших в Британию бояр, князя Курбского, князя Кропоткина и ссыль­ных революционеров, эсеров-бомбистов – прочие сведения о иг­ре в gorodki, и перейдем к энциклопедии «Игры» челябинского южноуральского книжного издательства.

Все мне нравится в статье «Городки» южноуральского про­изводства. И сведения о том, что традиция городков «пред­писывает ряд довольно жестких правил», и что у «первых быто­писателей Руси в их антологиях народных игр (первая половина 19 века) городки не значатся. Правда, у А. А. Терещенко слово городки имеется, но оно обозначает только игру в бабки».

Запомним эту фразу, она нам еще пригодится. Вернее, за­помним, что городки – это еще и бабки. Далее: «если бабки – игра преимущественно сельская, то городки – городская. В го­родах, естественно, бабки (мослы забитого скота) (а совсем не то, что вы подумали. – М. Г.) не были доступны, как на селе, где их заменили чурки». Запомним. Обратим внимание на слово «чурки».

Из городошных правил внимание следует обратить на то, что «игроки образуют две команды. Они соревнуются между со­бой в том, кому из них требуется меньше бросков, чтобы последовательно выбить все фигуры из города. Одна команда бьет, другая – наблюдает. Одновременно двум командам бросать биты не разрешается. Не твоя очередь – стой, смотри, как де­лают свое дело другие. Наиболее популярные фигуры, и как они называются…»

Господа русскоязычные израильтяне, зарубите себе на носу, как называются наиболее популярные фигуры в городках: «пушка», «артиллерия», «пулеметное гнездо», «часовые», «тир», «самолет»...

Давайте все называть своими словами. Утверждаю, что иг­ра в городки – отнюдь не самая популярная спортивная игра в России, а наоборот, самая, пожалуй, популярная игра как во внешне-, так и во внутриполитических соревнованиях нашей из­раильской действительности. Мы, помните, «не твоя очередь­ – стой, смотри, как делают свое дело другие», помните: «одна команда бьет, другая – наблюдает», помните: «традиция предписы­вает ряд довольно жестких правил», помните – «чурки», помните – «бабки»!

Хорошая игра городки. В свое время – «одна команда бьет, другая наблюдает» – был отлично выбит Ямит. Выбит Иерихон, се­годня выбит Хеврон. Какой городок будем выбивать в следующий раз? Какая команда будет «наблюдать»?..

Городки означают бабки. Дело не в том, что теперь наши городки нужно переименовать в чурки, а дело в том, сколько бабок, причем зелененькими, вгрохают нам в компенсацию за упраздненные поселения, в каком виде вгрохают, и как мы бу­дем при этом улыбаться каждому броску из-за океана.

А поскольку и Хеврон у нас «чурки», и Шомрон у нас «чурки», да и вся Иудея у нас, кажется, «чурки», то сокра­щается, похоже, количество городков, которые все еще пока городки.

Остается открытым вопрос о главном городке. Мнения о борьбе за главный городок у той команды, которая била первой, и той команды, которой досталось бить вторыми, кажется, сильно не совпадают. Главный городок нашей страны – доста­точно симпатичная цель. Останется ли Иерусалим Иерусалимом – столицей государства Израиль, станет ли Иерусалим Иерусали­мом – полустолицей израиле-палестинского полугосударства, или рюхи будут метать в Эль-Кудсе, это уже не проблема городков. Это не проблема бабок! Это проблема, какую из команд считать болельщиками – левопалестинскую интернациональную сборную, аль отборную солянку Национальной лиги.

Но, как сообщает нам вышеобруганная «Кембриджская эн­циклопедия игр», и сообщает компетентно, «аналогичная русской национальной спортивной игре gorodki спортивная за­бава была распространена на территории севера Европы и в скандинавских странах». Вот, оказывается, чему обучают в Осло.

Помните, чем занимался Владимир Ильич Ульянов-Ленин в эмиграции? Если вы думаете, что Владимир Ильич Ульянов-Ленин в эмиграции занимался тем, что задумывал с хитрой лукавинкой мою любимую политическую работу Владимира Ильича Ульяно­ва-Ленина «Как нам реорганизовать рабкрин?» – то садитесь, два, ответ неверный. Владимир Ильич Ульянов-Ленин в Лонжюмо не обдумывал, как реорганизовать рабкрин – а, наоборот, играл в городки. Спросите у Вознесенского Андрея Андреевича, он зна­ет (А. А. Вознесенский, «Лонжюмо»).

Вот как бы так подгадать, чтобы, когда представители обеих команд, сидючи в эмиграции, если такое не дай Бог слу­чится, как бы так подгадать, чтобы не пришлось нашим поли­тическим командам посвящать свой досуг в Лонжюмо уже не игре в городки, какое там! – но обсуждению, правы или левы, верны ли или не верны были их броски по фигурам типа «пушка», «ар­тиллерия», «пулеметное гнездо», «часовые» и т.д. Тогда – «помните, когда мы, хаверим, еще жили на этой, как ее, роди­не. И все городки были наши...»


ПАСЬЯНС

 

 

Как известно, слово «пасьянс» в переводе с французского оз­начает «терпение».

«Кембриджская энциклопедия азартных игр» меланхолически сообщает нам, что пасьянс суть карточная игра на одну персону, а русский сборник «Игры» утешает нас, рассказывая, что пасьянсы – любимое развлечение узников, например, Шлиссельбургской крепости.

Кро­ме того, источники, приводить которые лень, презентируют нам возможность надуть в карты самого себя, а заодно и всепожираю­щий Хронос способами следующих пасьянсов (даю, раскавычив):

С квартиры на квартиру, Два кольца, Детство, Узник, Счастливый узник, Глупый узник, Роковой (этот пасьянс связан с именем моей любимой королевы Марии-Антуанетты. Азартная венце­носка кажется, пыталась – и безуспешно пыталась – разложить его до последнего момента перед гильотиной. Пасьянс, как из­вестно, не сошелся. Любопытно, что именно раскладывала перед казнью другая приговоренная королева. Та самая, что «топ-топ на эшафот». Не пасьянс ли Стюарт?).

Но продолжим: Триады, Марьяж гадальщицы, Святая Елена, Пага­нини, Эгоист, От нечего делать, Гарем, Малое пианино, Сэр Том­ми, Демон, Екатерина Великая, Судебная волокита, Дамы кувыр­ком, Павлиний хвост, Олень, Лев и солнце, Наполеон, Упрямая, Могила Наполеона, Ватерлоо, Бессменный магазин, Гарибальдийка, Косынка, Косынка дуры, Симпатия, Блондинка и брюнетка, Вавилон, Вавилонская башня, Халдей, Кастрат, Кадриль и Пьяное танго.

Вот именно.

Для пасьянса нужна колода. В четыре, как ни верти, масти. (Между прочим, одна из версий происхождения карточных игр предполагает гностическое прочтение четырех мастей как олицет­ворения четырех стихий: земли, воды, огня, воздуха; пасьянсы носят или по крайней мере носили еще и магический – что роднит их с гаданием на картах – характер, а за обучение герцога Бур­гундского пасьянсу, который сходился у обучающего, некоего ломбардца Мазини, астролога и врача, и никак не сходился у ту­поватого герцога, с помянутого Мазини таки содрали кожу, мол, не умничай).

Колода как колода. Черви, бубны, трефы (они же, извините, крести), да пики, они же, как ни верти, вини.

В раньшее время на пространстве от Древнего Египта до Древнего Китая как было? Масти те же четыре, но тут тебе и жезлы, и топоры, и зажженные факелы, и человеческие сердца, и даже фаллосы!

Но мы – мы значительно менее романтичны. К чему нам топо­ры и фаллосы? Обойдемся, чем есть, в нашем пасьянсе русскоя­зычного Израиля.

Итак, русский пасьянс.

Представим себе нашу общину, дамы и господа. И назовем наш пасьянс не «Роковой», не «Косынка дуры», не «С квартиры на квартиру», не «Олень»... Просто олень... А назовем мы его «Русская партия». В конце концов, пожалуй, мы действительно представлены в Израиле четырьмя мастями.

Ну скажем, черви. Червонная масть. Всем сердцем привязан­ная к предыдущей родине, так сказать, группа населения. С застарелой привычкой к красному цвету, духам «Красная Москва», красным дням календаря, под которые красные дни никак не кана­ет Девятое Ава, пост Гедалии и День независимости. С первым мая в исполнении Гистадрута дела обстоят еще куда ни шло. Этой группе населения много чего не хватает в нашей стране. Метро за пять копеек, кино за двадцать, счета за газ в смешных цифрах и профсоюзной путевки. А также библиотеки имени Гайдара с обязательными, выдаваемыми по блату, Фейхтвангерами, Эренбургами и честнягами Паустовскими. Сердечные люди. Не хочу сказать ничего дурного. Тем более, что чаще всего это родственники...

Бубновые и забубенные. Бубны! Эта группа населения очень шумна. Именно бубны пишут разоблачительные письма в газеты, выступают на митингах и не дают обмануть себя дважды! И не то что они, эти бубны, скандалезы – но теперь они на родине. Именно бубны наиболее горячо объясняют червям, что, хотя черви правы, и действительно в «Израиле нет культуры, а в Донецке она была на каждом углу», но что – скоро в Израиле все будет как у людей, и метро будет, и этот ужасный нотный стан переведут на кириллицу, и вон наших уже семеро в Кнессете.

Богема бубен отдает свои голоса только правящим партиям.

Трефы. Не хочется говорить крести. Ну, в общем, кулич и Пейсах. Хаг самеах – воистину самеах. Если верить заботливо опекающему эту группу населения блоку РАЦ (или РАЦ у нас теперь уже не блок?), именно эту масть больше всего заботит актуаль­ный вопрос – где лежать будем? В смысле, на Ваганьковском или на Преображенском? Очень симпатизирую деятельности наиболее образованного слоя трефовых сливок в нашей отечественной русскоязычной словесности, в форме крестных ходов, ритуальных купаний и окропить помещение. Именно эта группа населения наи­более охотно верит в сглаз, домового, шишигу и Лонго. Любимый танец – конькобежцы, любимая песня – «Ты добычи не дождешься», любимая пища – духовная. Любимый жанр – городской романс. Трефы редко доживают до состояния ватиковства, обретая новые родины в Германии, Канаде, Новой Зеландии. Самые инте­ресные трефы – свидетели по делу Иеговы.

Пики, они же вини. Самая угнетаемая часть русскоязычного населения. На родине, на той, настоящей родине, они были пика­ми (пик Ленина, пик Коммунизма, час пик), короче, девочки на­лево – пиковые дамы, мальчики направо – в тузы. Любимый писа­тель – Пикуль. Дискутируя, пикируются. Злые ребята из подво­ротни других мастей дразнят их «пикколо».

Приличный пасьянс (а «пасьянс» в переводе с французского означает, напоминаю, «терпение») из нашей русской колоды не вы­ложишь. Но партийку сгонять можно. Найдя партнеров, можно неп­лохо провести время, разыграв партию в подкидного дурака. Но об этом – об играх азартных, стилистики сека, козел, прятки, городки, третий лишний и кто садовником родился – в следующий раз.

А пока так и вижу какого-нибудь нашего ведущего полити­ческого деятеля, раскладывающего колоду по мастям.

Но пасьянс – это все-таки способ обыграть самого себя в карты. Тем более, что черви, похоже, водят. Тьфу ты черт, чер­ви – козыри.

 

 

ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ

 

 

Самая страшная проблема интеллигентного человека, а от­нюдь не писателя, жирующего на вольных хлебах прикладной журналистики, самая роковая проблема интеллигентного чело­вечества – это проблема выбора.

Вот пришло мне в голову поведать русскоязычной аудито­рии о возможностях проведения досуга в играх, связанных с движением и движениями.

И передо мною встал выбор: то ли игра «вербохлест», то ли игра «водить козла», то ли обучить жителя Кирьят-Арба иг­ре «сосед – соседку любишь?», то ли новосела Брей-Брака «как у дедушки Трифона» или «скакание на досках»; то ли разучить с обществом ТЭНА необходимое развлечение, как-то «под кучки», «стоячие столбики» и «кума посиделочная», то ли «заинька, выходи». Я уже, пожалуй, было остановился на «заиньке, выхо­ди», потому что в «заиньке, выходи», вернее в подварианте этой игры, записанной экспедицией Челябинского госуниверсите­та в 1992 году в селе Крутоярты Челябинской области, именно эта «игра носит драматизированный характер и сопровождается пением... (...) ...все ходят по кругу и в песенной форме за­дают заиньке вопросы, а заинька в песенной форме отвечает:

 

– Где ты был, наш заинька?
Где ты был, наш серенький?
– В огороде, деточки, в огороде, милые.
– Что ты делал, заинька?
Что ты делал, серенький?
– Я капусту ломал.
Я вилковую щипал.
– Били ли тебя, заинька?
Били ли тебя, серенький (sic!)?
– Били, били, деточки (NB!).
Били, били, милые.
– Плакал ли ты, заинька?
Плакал ли ты, серенький?
– Плакал, плакал, деточки,
Плакал, плакал, милые.
– Как ты плакал, серенький?
Как ты плакал, заинька?
– Кау, кау, деточки.
Кау, кау, милые...» etc.

 

Особенно прошу обратить внимание на «кау, кау»! Неожиданно, соответственно, песни обрываются, евреи разбегаются, крича: «А теперь не зевай, нас скорее догоняй!» Заинька гонится за кем-нибудь, пока не запятнает. Кого за­пятнает, тот становится заинькой. Песня начинается сначала.

Итак, я уже почти остановился на разучивании игры «где ты был, наш заинька?», но расстроился. Что-то мне эта игра напомнила, вроде дела Дери. Поэтому я все-таки решил пове­дать нашему обществу об игре «третий лишний», не путать с Третьим Путем. Нет, именно «третий лишний»! У интеллигентно­го человека прямо как гора с плеч, когда он выбирает игру в «третий лишний», тем самым освобождаясь от проблемы выбора. Вернее, выборов.

Сообщаю необходимые сведения. «Одна из самых долговеч­ных народных игр. Образовалась на заре человеческой цивили­зации, видимо, в тот момент, когда начала формироваться се­мейная ячейка общества. Эта игра прошла большой путь (Слог! О, какой слог! Я не виноват. Виноват составитель раздела гла­вы «Народные игры» А. И. Лазарев. – М. Г.): от обрядового действа, имевшего для участвующего в нем человека судьбо­носное значение, до простого развлечения. Любят в нее играть и стар, и мал – все, кто окажется, во-первых, в условиях от­дыха, во-вторых, в коллективе, в-третьих, на природе».

Следующие полезные сведения о правилах игры: «Играющие выбирают лишних. Догоняющему дают в руки ремень, жгут или хлыст. Пары стоят лицом к центру, каждый второй придерживает первого за локотки. Отходить друг от друга или стоять как-то иначе, как в затылок, не разрешается. Голящие могут бегать только за спинами играющих. Задача убегающего – не дать уда­рить себя хлыстом. Для этого он должен либо быстро бежать, либо встать впереди из одной из уже существующих пар, тогда внешний человек становится лишним. Он моментально должен среагировать и броситься бежать, потому что теперь игрок с ремнем станет охотиться за ним (между прочим, если вы обра­тили внимание, дорогие читатели, до сего места идет сплошная цитата. И далее сплошная цитата. – М. Г.). Так вот и бегают, и меняются местами, пока не надоест. Игроки, бегающие быстро и надеющиеся на свои силы, видящие радость игры в том, чтобы побольше побегать, испытать себя, помучить соперника, нео­хотно встают в пару. Наоборот, игроки, не очень рассчитывающие на свои силы, скромные, не совсем здоровые, стремятся поскорее встать к кому-нибудь: пусть бегает вместо него Тре­тий Лишний. Правила игры запрещают перебегать через круг, сильно бить ремнем, салить упавшего, но в реальных условиях игры всякое бывает!» Конец цитаты.

По-моему, у любого здравомыслящего читателя этого неп­рерывного повествования о развеселой игре «третий лишний» не остается никаких сомнений, что игра эта описывает полити­ческое состояние и задействованность участников игр, вернее игрового поля, открывшегося по окончанию и в результате предвыборной кампании 1996 года. Предлагаю всем, принимавшим участие в предвыборной кампании на «русской улице», внима­тельно перечитать выше процитированные игровые правила и восхититься как устойчивости ментального опыта наиболее ак­тивной части русскоговорящей общины, так и стойкости пове­денческих привычек, живучести обрядовых формул... Переведите взор на абзац выше и со слов «игроки, не очень рассчитываю­щие на свои силы, скромные, не совсем здоровые» до слов «но в реальных условиях всякое бывает» – врубитесь, черт побери, в смысл происходящего. На «русской улице».

Пока – вся остальная автохтонная политическая элита, по крайней мере, при деле, то есть развлекается народной иг­рой – «заинька, выходи» (смотри дело Дери). Потому что пра­вила этой игры не запрещают перебегать через круг, сильно бить ремнем, салить упавшего, и в реальных условиях именно так и бывает.

 

 

Система Orphus