In memoriam
Ариэла (Марина) Меламед
МИХАИЛ ГЕНДЕЛЕВ
...все-таки жизнь длинна, лемуры мои, и так длинна,
что к середине ее забываешь и речь о ком.
М. Генделев
Михаил Генделев приехал в Иерусалим раньше нас всех. Ну, не считая Гришу Люксембурга, Исраэля Малера и царя Давида. Хотя иногда кажется, что уже в эпоху царя Давида Генделев тут прохаживался, курил, учил местных людей готовить, но они не прислушивались, в этом все и дело…
Слушали бы Мишу, может, и скитаний было бы поменьше… хотя, с другой стороны, материал для слова был бы совсем другим.
О поэзии Генделева писать безумно трудно – а после Михаила Вайскопфа вроде и ни к чему… я просто так, кругами и поблизости от мансарды, где он витает до сих пор, говорит, курит, читает…
В ближнем небе Иерусалима по-прежнему летает знаменитая генделевская «бабочка»:
Со стен
отличным был вид всегда
как
– туман им пыль –
из долин земли
медленные
камней стада
поднимались в Иерусалим.
Посмотреть
так смерть
несомненно сон
но тот
что снится себе сам
так я и записал
но прошел песок
и забыл я что записал.
Генделев приехал из Питера, требовательного к себе, к слову, заставляющего быть самим собой, невзирая ни на что…
И первую свою книжку «Въезд в Иерусалим» поэт просто выкинул из своей жизни, перечеркнул. Потому что восприятие поэтического ленинградского мальчика, вдоволь начитанного, приподнятость слога, красота-страсть-восторженность – все это ушло начисто.
Мощная волна иудейского ветра, замешанного на востоке, войне, пустыне, перевела его совсем в иное состояние. Камертон изменился.
Не говоря уже про двести опечаток, которые вынести было невозможно…
Остальные его книги совсем другие, каждая – отдельный праздник.
И
еще о любви
о моя погибель
и еще немножечко
и
тишины
смерть
сидит в пустыне
лицом в Египет
босы-ноги
на край
войны
ветер лает
шакала носит
караван горбами гружен надежд
смерть
сидит
в пустыне
лицом
с
глазами
открытыми
во
соляном
дожде
на базаре купила она с бирюзою
где саму
купил ее до войны
офицерик местного гарнизона
так
и не выскочивший в чины.
соляном
дожде
на базаре купила она с бирюзою
где саму
купил ее до войны
офицерик местного гарнизона
так
и не выскочивший в чины.
Ливанская война, между смертью и любовью… жизнь – в Мишиных стихах чувствуют себя вольготно. Они тут прописаны. Со смертью он беседовал загодя напрямую… и авангард в его стихах – необходимая форма для беседы.
Я бы сказала, что много Испании в его стихах – не поэтической, а как мироощущение – когда все предельно на грани, между бездной и бездной, как в танце фламенко.
Он и говорил, как готовил жаркое – вкусно, вовремя и с перцем. А вот прозу свою вообще не ценил, так, высказывался по разным поводам, на пару книг – и оторваться невозможно от этой интонации, ироническая проза для такого мощного серьезного поэта – просто аперитив перед основным блюдом…
Стихи его – грандиозное пространство, которое втягивает, заставляет слышать по-иному, слова оживают прямо перед тобой, оставляя реальности декорации для стиха Михаила Генделева…
А. Меламед. Иерусалим: Поэты и сумасшедшие. Этюды // Литературный Иерусалим. 2013. № 6.
Новости
09.07.2017
Печальная новость: ночью в Москве в возрасте 51 года скончался один из ведущих блогеров России, основатель многочисленных интернет-СМИ и добрый друг М. Генделева Антон Носик. Заметки Антона о Генделеве можно прочитать здесь и здесь, а немного о его жизни в Иерусалиме - здесь.
