In memoriam

Владимир Соловьев 

ПАМЯТИ МИХАИЛА ГЕНДЕЛЕВА ПОСВЯЩАЕТСЯ…

 

Мишанечка, Мишенька. Мы с ним познакомились не с первого захода. Нас пытался познакомить талантливый поэт и журналист Саша Елин. И как-то сначала не получилось. Он мне подарил книгу Мишиных стихов, там была фотография человека очень странного – с совершенно асимметричным лицом, в котелке – такой демон. А потом у Андрея Макаревича мы встретились и с этого момента регулярно пересекались, и как-то сошлись, и постоянно созванивались. И были очень дружны. Мишка умел быть очень-очень близок с совершенно разными людьми. При этом он был настолько щедр и богат своей дружбой, и любил своих друзей, и не позволял им говорить плохо о других своих друзьях.

Он многие годы работал у Бориса Абрамыча Березовского и был очень ему благодарен. Когда Мишка тяжело заболел, Борис помог ему, помог деньгами, а потом выгнал его. Интересно, что Березовский даже не знал, что на него работает не только блестящий политтехнолог и политолог, но и великий поэт. Ему это просто в голову не приходило, Борис не мог оценить стихи. Да и Миша на него никогда не обижался. При этом Миша знал, как ко мне относится Борис, и как я к нему – мы ненавидим друг друга, но это не мешало ему дружить и со мной, и с ним.

Миша обожал Василия Павловича Аксенова, и он платил взаимностью. Миша очень любил Андрея Макаревича, и Макаревич любил Мишу. И Женя Маргулис, и Леня Лебедев, и Леня Ярмольник. И все мои друзья становились друзьями Мишки, так же как, все, с кем он меня знакомил, как-то незаметно входили в мою жизнь и там оставались.

Так же как вошли Мишины стихи.

Он писал очень трепетно, очень серьезно относился к слову. Он мог сказать какую-нибудь глупость, а мог неожиданно сказать вещи колоссально глубокие, мудрые. Мог обидеть походя, а потом ночь не спать, звонить и извиняться, переживать. Но написать глупость он не мог. То, что он писал, всегда было выверено, точно. Это всегда рождалось из груды черновиков, это всегда был праздник – рождение стихотворения. Которым он очень щедро делился со всеми нами, он звонил, устраивал праздник, Наташенька опять ждала в дом гостей. И толстый котик был счастлив, что появились гости, хотя его сгоняли с любимого кресла. И опять в комнате рассаживались люди. А Мишенька до этого чудодействовал сначала на рынке, закупая, потом на кухне – готовя. И появлялись наливочки потрясающей вкусноты, потому что, как Миша готовил – это, конечно, отдельная песня. Он издал кулинарную книгу и, как все, что он делал, это было замечательно.

Он был очень красив как раз той красотой, которую очень любят русские женщины. Он светился изнутри. И он был страшный модник. Он совершенно не умел жить. Он не понимал, что значит экономить деньги, для него это было странно. Он мог занять деньги, а на следующий день говорить: «Ты знаешь, я весь день мучился – не знал, что купить: или замечательный столик или золотой совочек. А потом решил – куплю-ка я и то, и другое». Он был совершенно искренен, это была часть его существования, он без этого не мог. При этом он был большой ребенок и замечательный доктор. Он был настоящим врачом, закончил Ленинградский медицинский. Он воевал, и эта война оказала на него очень большое воздействие.

У него великие стихи о войне:

 

На небо я смотрел
на вид
на
вид войны
на белый свет
нет
у меня другой любви
и
этой
тоже нет
дурную память
истребят
серебряный
затянет
след
нет
у меня другой тебя
и
этой
тоже нет
лицо завесь лицо завесь
в три длинных пряди свет завесь
нет у меня другой любви
а смерть
 какая есть.

 

Мишенька восстановил русский язык, он его спас, он создал, наверное, последние великие произведения в стихотворном жанре. Он был молодой современник Бродского и был очень близок к нему в ту смешную ленинградскую юность азартную, алкогольную, бурную, с драками, со свободой, с ощущением, что Советский Союз никогда не рухнет. Это все было тогда.

Мишенька получил очень мало наград при жизни, был достоин гораздо большего. Но его читатели – это, конечно, его награда. Его читатели интеллектуальная элита мира. Имя Генделева – это пароль. Люди, которые могут не разделять политические взгляды, все равно являются частью единого культурного слоя, и для них Генделев – величайший поэт современности.

 

У мертвых собственный язык
у них другие имена
другое небо на глазах
и
та же самая война
любимая!
что я сказал!
у мертвых собственный язык
другое небо на глазах
над ними по небу бежит
у мертвых
собственный язык
у них
другие
имена
там
ты – она
и
у нее
тобой коса заплетена
и
имя бывшее мое
перебирает
рот
ее.

 

Каждая строчка у Мишеньки непростая. Надо знать, надо понимать, она требует работы, образования. Но это как раз то, что делает поэта великим. Он не пытался упрощать, нет, не пытался быть понятным. Но именно поэтому такие разные люди, как Владимир Сорокин и Демьян Кудрявцев, такие, как Антон Носик и Евгений Маргулис, для них всех Миша Генделев – это Миша Генделев.

 

Не дождусь тепла-погоды
В ледяном саду.
Прямо к Богу черным ходом
Вечером пойду.

Попрошу у Бога места,
Теплый уголок,
Где бы мог я слушать песни
И писать их мог.

Я б тихонько сел у печки,
Шевелил дрова,
Я б выдумывал без свечки
Теплые слова.

Тают стены ледяные,
Тонет дом в слезах.
И горят твои ночные
Влажные глаза.

Стихотворение В. Шаламова (Прим. ред.)

 

Не могу поверить, что Миши нет. Я с ним говорил за несколько дней до операции, и казалось, что он как всегда обманет смерть. Он давно болел, но относился к этому как-то смешно. Он катался в этой инвалидной колясочке, когда ему было тяжело ходить, и устраивал из этого цирк. Он относился к этому как к новому котелку, как к тросточке, как к пенсне. Он устраивал из этого вечный перформанс, по-другому и не скажешь. Ты никогда не верил, что ему действительно плохо, настолько он был легок, он не хотел никого утруждать. Великий поэт и великий человек.

На многих сайтах сейчас устраивают такую память, и многие люди пишут о своих ощущениях от Миши, и их боль понятна.

Мишка парадоксальный. Не хватает слов и образов, когда читаешь Мишину поэзию, чтобы ее описать. Это требует усилия, она может ошеломить, она может сломать, показать тебе бесконечность твоей необразованности и ты должен с этим смириться и пытаться стать лучше. Она тебе приказывает – стань лучше! Она требует от тебя усилий, как этого требует великая литература, а не жалкая желтая пресса. Михаил Веллер позвонил мне и сказал, что после того, как я рассказал в эфире и попросил людей молиться о Мишином здоровье, ему неожиданно стало лучше, и вдруг у нас появилась надежда, что он выкарабкается. Наверное, от этого еще больнее новость, пришедшая из Израиля.

Великий поэт ушел.

 

Умру поеду поживать
где
тетка все еще жива
где
после дождичка в четверг
пускают фейерверк
где
вверх стоит вода Нева
оправив руки в кружева
а за
спиною рукава
на бантик или два
где
город с мясом
как пирог
пусть
на
застеленном столе
и
чем сочельник не предлог
чтобы домой навеселе
себе
родному существу
подарок к Рождеству
обертку
от медали
которую не дали
фольгу
от шоколада
привет из Ленинграда
и то
поеду помирать
где мамы с папою кровать
где
в алом венчики из роз
как Сталин Дед Мороз
и звон стоит от голова
круженья
света белова
и
вся хула и похвала
халва и пахлава
где
из
бенгальского огня
(Господь
не
смей перебивать)
с улыбкой
словно
у меня
(умру
поеду
заживать)
где
улыбаясь словно я
как будто улыбаюсь я
ребенок
смотрит люто
с букетом из салюта
на плитке
шоколада
привет из Ленинграда
умру
поеду
поиграть
в
на белых водах
в Ленинград
где я
на эти торжества
сам вроде божества
и я
не отверну лица
в лицо поцеловать отца
вот батюшке награда
а
много и не надо
а
много и не буду
туда смотреть отсюда
сюда
на лилипута
с букетом из салюта
на плитке шоколада
привет
из Ленинграда!

 

Вчера в Питере была плохая погода – лил дождь...

Да и в Москве была плохая погода...

Города, которые так любил Миша Генделев, его оплакивали.

А в Иерусалиме, наверняка, была хорошая погода, солнце.

Господь радовался, что Мишенька перестал мучиться, и что наконец-то у Господа появился интересный собеседник. Им там вдвоем будет нескучно.

У Мишеньки осталась жена. У него есть взрослые дети. А совсем недавно Господь подарил им маленькую девочку. Они скоро приедут в Москву. И все друзья соберутся на квартире, помянут хорошего человека и великого поэта. А Мишка все время будет с нами.

Это удел великих поэтов – переживать своих современников.

 

 


 

 

Система Orphus